Трасса длиною в жизнь (СИ)

- Хорошо, не будет никакой огласки. Просто переводчик. Я же не обязан брать в переводчики длинноногих тёлочек, так?

- Так, - Кристиан заметно успокоился. – Я закажу второй билет. Вылет послезавтра утром.

***

Эти соревнования прошли… Странно. Хотя они, пожалуй, прошли лучше, чем я ожидал.

Я снова, впервые за полгода, увидел Макса посреди всей этой дорогой мишуры – в костюме от Армани, с уложенными волосами и королевским спокойствием на лице.

Из него и правда вышел хороший переводчик – так что первое время меня всё терзала совесть за сцену, устроенную зимой. Макс вёл себя так, что не бросался в глаза, не раздражал, не выпячивал своё присутствие – и в то же время его мягкий голос благостно действовал на всех, кому он переводил мои фразы, неуклюже звучавшие даже на русском. Он отлично ощущал особенности менталитета представителей разных стран и знал, с кем нужно говорить мягче, а с кем твёрже, с кем можно перейти на дружеский тон, а с кем следует остаться в рамках официального этикета.

Как-то я спросил его, почему он не попытался стать переводчиком после ВУЗа, но он лишь повёл плечами, поморщился и попросил больше об этой части его жизни не говорить. Я согласился, потому что уже не видел в этом особой нужды.

Новость о том, что мы должны сохранять отношения в тайне, он воспринял более спокойно, чем я ожидал, хоть я и видел, что его это не обрадовало. И со временем нам всё же пришлось вернуться к разговору о его статусе рядом со мной.

Сами гонки тоже шли как по маслу. От одного того, что я видел его за стеклом офиса или на трибуне, у меня и моей машины будто вырастали крылья. Уже к середине июня на моём счету было шесть вторых мест и два первых.

К началу августа стало ясно, что ещё одна чистая победа выведет меня в финал гран-при Европы. Дирекция – здесь нас курировал уже другой директор, обслуживали машины другие механики, и вообще всё моё окружение полностью сменилось, а влиться в него и запомнить всех по именам мне никак не удавалось, потому что я и без того уже сходил с ума от стремительной смены декораций – дирекция начинала нервничать. Нас с Максом несколько раз вызывали в кабинет нашего непосредственного куратора Дэвида, где Дэвид проводил долгие детальные внушения на тему того, как важно для меня принести ещё одну победу команде. Другие гонщики смотрели на меня, зелёного новичка, волком, и один раз дело даже дошло до драки, и тем не менее их отношение ко мне ничего не могло поменять. Я выходил в финал, а они нет.

В общем, это был напряжённый сезон. Макс стал единственным постоянным фактором. Он поддерживал меня непрестанно, хотя иногда мне казалось, что он сам готов сорваться, когда очередная беспардонная журналистка едва не висла у меня на шее, делая вид, что пытается взять репортаж. Когда возбуждённые болельщики не пропускали меня к нему, а он стоял в сторонке и просто устало улыбался, глядя на всё это безумие. И мне было обидно как в детстве, что он стоит там один, такой красивый, такой нужный и дорогой мне, но я не могу просто обнять его – не в номере, когда мы спрячемся за каменными стенами, а здесь и сейчас, прямо на треке, пока меня ещё не покинуло это безумное чувство победы.

И не удивительно, что в конце концов он сорвался.

Наш разговор за ужином начался с фразы, которую он произнёс спокойно и буднично, будто просил передать солонку.

- Так будет всегда?

Я поднял на него глаза, догадываясь, о чём он, но не желая развивать эту тему. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Он встал и прошёл по комнате.

Я вздохнул, тоже встал и обнял его со спины.

- Макс, ты знал, на что идёшь.

- Да, я знал. Но это… я устал. Устал быть один.

- Я с тобой. И я очень благодарен тебе за то, что и ты со мной.

Макс покачал головой.

- Где? – спросил он. – Посмотри, мы с тобой даже ужинаем в номере изо дня в день. Ведь какой ужас - подающего надежды гонщика из России Виктора Щевлёва застанут в ресторане с его переводчиком!

Я вздохнул. Представил себе лицо Кристиана и сказал ровно:

- Если выиграю, поцелую тебя прямо перед камерами.

Макс резко развернулся и внимательно посмотрел мне в глаза, видимо пытаясь понять, сколько правды в моих словах.

- Я сказал, - повторил я, - я сам устал, Макс. Я хочу быть с тобой. Даже больше, чем побеждать на гонках.

- Не боишься? – спросил он тихо.

- Боюсь. Но ты прав. Так не может длиться всегда.

И в тот день, когда начиналась гонка, от которой зависела не только моя победа в этом сезоне, но, возможно, и вся моя дальнейшая жизнь, я не знал, чего боюсь больше – победы или поражения. Но Макс сидел в первом ряду, внимательно, выжидающе глядя на меня. Чуть щурясь, будто пытаясь разглядеть что-то. И я понял, что мне снова будет неимоверно стыдно, если я проиграю. Это будет слишком лёгкий выход. Я должен был победить.

Эта гонка, длившаяся всего десяток минут, казалась мне самой длинной в моей жизни, и, когда я пересёк финишную черту, мне казалось, что моё сердце остановилось.