Трасса длиною в жизнь (СИ)

А потом май стал подходить к концу. Началась беготня вокруг выпускных экзаменов, подготовка к последнему звонку и выпускному.

С экзаменами всё было понятно – надо было зубрить.

С последним звонком дело обстояло немного сложнее – Ольга, которая Муравьёва, предложила мне изобразить короля Артура, посвящавшего в рыцари весь наш выпускной класс.

Я с этой идеей был не совсем согласен.

Ну, во-первых, я никогда не увлекался актёрским мастерством.

Этот аргумент Ольга отмела моментально, ответив, что у нас им никто не увлекается, а у меня лицо благородное и честное. Я только хмыкнул. Лесть тогда ещё действовала на меня отменно.

Во-вторых, всё это, как мне кажется, было неуместно по отношению к Пашке, потому как Ольга автоматом становилась моей Гвиневрой.

На этот аргумент у неё тоже обнаружился отличный ответ:

- Ты гей, и к тебе Пашка ревновать не будет.

Я аж поперхнулся, услышав такое. То есть меня что, уже окончательно записали в другую команду? На меня уже никто не ставит?

- Ты с чего взяла? – выдавил я.

Ольга ослепительно улыбнулась и потрепала меня по отросшим волосам.

- Ты же такой красивый стал, Витюш. Волосы такие классные и рубашка отпад. Что ж я, слепая что ли.

Я впал в ступор ещё на слове «Витюш», а остальное дослушивал уже откуда-то из другой галактики. Только машинально покосился на чёрную шёлковую рубашку, которую мне подарил Максимка на двадцать третье февраля. Сволочь. Пометил, блядь.

А всё равно от мысли о том, что на мне именно его рубашка, стало как-то тепло на душе, и я вернулся в мир живых.

Третий аргумент я озвучивать не решился. Заключался он, конечно, в том, что я не хотел оставлять Максимку одного даже на полчаса.

Впрочем, Ольга и тут видела меня насквозь.

- Максим мог бы играть твоего оруженосца, - сообщила она, отворачиваясь к окну и изображая задумчивость.

Я помолчал.

- Оль, не дурацкая идея? Парням же не понравится.

Ольга фыркнула.

- А что мне твои парни? Мы постановку на камеру снимаем, детям показывать будем. Пусть лучше смотрят на красивых мальчиков, а не на наше быдло подзаборное.

Я вспомнил зверское лицо Пашки и подумал, что показывать она нас скорее собирается не столько детям, сколько подружкам. Ну да и пофиг в общем-то.

Я тоже посмотрел в окно. Представил Макса в роли оруженосца. Он же никогда в таких делах не участвовал. Но, наверное, хотел. Он же всегда любил показываться людям на глаза.

- Я спрошу у него, - сказал я, не пытаясь пояснять у кого.

Ольга кивнула и хитро покосилась на меня.

- И скажи, что снимаем на плёнку.

Я только хмыкнул.

Макс в самом деле обрадовался. То есть, сначала, он, конечно, мандражировал. Но я видел где-то на дне его глаз, как ему хочется поучаствовать.

- А плёнку дадут?

- Ну, да, могут, наверное, - сказал я, всё ещё любуясь его глазами.

Макс продолжал сомневаться.

- Макс, пошли, ты с Ольгой поговоришь, она сама тебе всё объяснит, - сказал я наконец, ничуть не сомневаясь в том, что Ольга его убедит в чём угодно.

Максимка закусил губу, поколебался секунду, а потом быстро кивнул и засверкал уже весь целиком.

Конечно, Ольга его уговорила. А затем под шумок уже я уговорил её передать оруженосцу половину реплик Артура. И потом, когда я пересматривал эту запись, не уставал восхищаться тем, какой Максимка там красивый.

Третьей проблемой оставался выпускной. И туда Макс тоже не хотел идти. Точнее, опять же, я прекрасно видел, как он этого хочет на самом деле, и всё равно он упирался как баран.

На сей раз отец всё-таки выделил мне денег, но единственный мой костюм был мал мне на два размера, а покупать новый на один вечер батька явно не планировал. Предложил мне взять его собственный, но и он еле-еле налезал мне на плечи. Короче, попытавшись пару раз, я плюнул и решил, что пойду в Максимкиной рубашке и своих сравнительно новых джинсах.

А вот Максимку я уговаривал долго. Уговаривал по-разному. Поцелуйчиками и минетиками, от которых он вообще млел. Именно в этот вечер я безумно хотел быть вдвоём с ним.

И в конце концов мы всё-таки оказались вместе на соседних креслах в автобусе, колесящем по традиции по городу. Стояли, взявшись за руки, на Воробьёвых горах и смотрели вниз на блестящую отражённым светом фонарей Москва-реку. Были там ещё какие-то достопримечательности, но их я особо не запомнил, только вот это: ночь. Тёплый ветер. Максимкина рука в моей руке. И такое чувство, что теперь-то уже всё у нас всегда будет хорошо.

Потом нас повезли на ВДНХ и высадили у полуоткрытого кафе. Ночь, парк пустой, и только мы и тихая музыка, уже игравшая внутри.

Максимка тоже не стал одевать костюм, хотя у него-то он наверняка был. На нём тоже была только расстёгнутая рубашка поверх футболки, но, в отличие от моей, тёмно-вишнёвая. И я был абсолютно уверен, что он так же счастлив был оказаться там, как и я.

Потом был праздничный стол, какие-то тосты и поздравления. Странно выглядели танцевавшие с родителями в соседнем зале учителя. Мой отец не поехал, верно рассудив, что нам с Максом вполне хорошо тут будет вдвоём.