Трасса длиною в жизнь (СИ)

- Я понимаю, всё это было скучно. Я мог бы сразу начать с главного, да? Но разве тогда вы поняли бы, что… Что значил Максим. Как это может быть много – один единственный человек, постепенно прорастающий в твоей жизни. Человек, который становится всей твоей жизнью, и как… как это больно, когда твоя жизнь разбивается. Падает на пол кучей осколков. Я столько раз думал, что… что, если бы мы не встретились. Что, если бы я не полюбил его. Что, если бы… Если бы не ударил Артема. Если бы не пошёл за фотографиями. Если бы не показал всем – всем вокруг – что мы значим друг для друга. Если бы не уговаривал его пойти на этот вечер, если бы не повёл гулять по ночному парку… Если бы… Если бы я был чуточку ловчее и не повредил колено. Может, тогда я смог бы защитить его? Если бы я поверил Пашке, когда мы ездили в Ярославль, ну или… не знаю, если бы наоборот, не поверил ему и не позволил сойтись с Ольгой… что, если бы он тогда остался вожаком этой стаи. Решились бы они на подобное? Я не знаю. У меня начинает болеть голова. А ответов нет, кроме одного: Макс уже… уже не был таким, как раньше. И я не был таким, как раньше. Мы убили друг друга в ту ночь. Простите, доктор, у вас не будет сигареты?

- Нет, - я остановил его руку, метнувшуюся к пустой пачке, - Виктор, вы ничего не могли изменить. Вы ничего не могли предугадать. Мы все совершаем ошибки, за которые приходится платить.

- Слова… - покопавшись в пепельнице, Виктор вытянул самый длинный бычок и снова раскурил, - понимаете… нет, не понимаете. Я не могу совершать ошибок. На скорости триста миль в час реакция должна быть мгновенной. Каждая ошибка – это смерть.

- Но все совершают ошибки. То, что вы совершили свою десять лет назад…

- Двенадцать, - машинально поправил меня Виктор.

- …не означает, что теперь вы ошибётесь опять. И потом, Виктор, я понимаю, Максим пережил травму. Но он остался тем же человеком. Я уверен, вы сделали всё, чтобы помочь ему.

- Я сделал не всё, - отрезал Виктор и снова потушил окурок. – Я ни черта не сделал. Ни черта. Я его искал, но… - Виктор запнулся и помотал головой.

- Виктор, расскажите по порядку.

Он вздохнул.

- Я не хочу… Боже, как я не хочу снова быть там…

Он встал, прошёлся по комнате. С минуту смотрел в окно, а затем вернулся на своё место и продолжил.

- Мы вызвали скорую. На Макса было страшно смотреть. Я боялся даже прикасаться к нему, так он дрожал. Когда приехали врачи, они уже вызвали милицию, так что даже если бы мы не хотели, дело пошло бы в разработку. Но мы хотели. Когда Макс пришёл в себя, это было едва ли не первым, о чём он спросил – как вызывать милицию. А вот обо мне он не спросил ни разу. Хотя мы с отцом дежурили у постели посменно. Он пришёл в себя, когда там был папа, и с отцом он разговаривал, а мне не сказал ни слова. Вообще, когда увидел меня в палате, скукожился весь, сжался в комочек… Будто настоящий псих. Хотя с отцом рассуждал очень здраво и абсолютно спокойно. О своих родителях он тоже не говорил, и мы долго не знали, стоит ли сообщать его матери. В конце концов отец всё-таки спросил об этом Максима. Он сказал “да”. Ему было страшно. Я видел это. Страшнее, чем когда мы познакомились, только я уже не мог спасти его от этого страха.

В общем, делу дали ход. Суд прошёл быстро, и всем, кроме Артёма, дали по шесть лет. Артёму – семь. Пашке, кстати, тоже досталось – за хулиганство. Жаль его было, он вообще в этом деле оказался сбоку припёку. Зато потом мы помирились и… в общем, это отдельная тема. Но мы вроде как оказались в расчете. Просто не стали больше поднимать то, что было. И никогда не говорили с ним о том, что произошло. Я хочу сказать…. Понимаете, все получили своё. Все, кроме меня. Я должен был сделать хоть что-то. Но уже после больницы Макс домой так и не вернулся. Дал папке ключи, чтобы тот забрал Басика - и всё. Через месяц в квартире появились новые жильцы, и мы узнали, что она съемная. А Макса я потом видел только на суде. Пытался за ним проследить, но его увозил на машине какой-то амбал. Чёрт его знает, что это всё значило. И мне так и не удалось с ним поговорить.

- Вы до сих пор не знаете, где он?

- Я… Знаю. Но понимаете, всё очень непросто. И как я сказал, он стал другим.

- Можете пояснить?

- Да, но это…. Очень долго. Просто примите как факт. Макс стал другим, и я был в этом виноват.

- Вы не насиловали его.

- Я его не спас. Ни тогда, ни потом. И ещё… Знаете… Мне кажется, я и не хотел этого.

Я промолчал.

- Понимаете, я знал, что должен что-то сделать. Знал, что у него никого больше нет. И в то же время… Как тогда, когда мне тыкали в лицо головнёй… На самом деле я надеялся, что мне не придётся смотреть ему в глаза. Надеялся, что мне не придётся с ним говорить. Я не хотел его видеть. Я бы мог проследить за машиной, но…

- Виктор, стоп. Вы просто опять ищите, что бы вы могли сделать, но не сделали.

- Да. Наверное. Не знаю. Чёрт. Я никогда этим не занимался. У меня всё и всегда было просто. Почему в жизни нельзя, как в спорте – просто тренироваться до победы? Почему так много вариантов, и никому не узнать, какой из них верный?