Трава – его изголовье

Я не стал добавлять, что у него нет шансов выжить в горах. Впрочем, возможно, он и не хотел жить. Я отхлебнул супа. Варево оказалось горячим и соленым, больше на вкус ничего не скажешь. Видимо, это единственная пища Макото. Что стало с энергичным молодым человеком, которого я некогда встретил в Тераяме? Какое горе привело его к такой отрешенности, почти к отчаянию?

Я укутался в одеяло и придвинулся к огню. Как всегда, я не переставал прислушиваться. Ветер усилился и свистел сквозь соломенную крышу. Иногда от порыва колыхался огонь в лампе, отбрасывая на стену огромные тени. Мягкое дыхание падающего снега сменилось слякотным шумом.

С закрытыми дверями в лачуге становилось теплей. От моей одежды повалил пар. Я выпил все, что было в чаше, и вернул посуду Макото. Он наполнил чашу снова, сделал глоток и поставил на пол.

– Зима или остаток моей жизни, кто знает, чему раньше придет конец, – произнес он, взглянул на меня и опустил глаза. – Мне трудно говорить, Такео, поскольку многое касается и тебя. Но если Просветленный позволил нам встретиться, то я попытаюсь. Твое присутствие в корне все меняет. Я уже сказал, что твой образ постоянно является мне, приходит во сне. Я пытался побороть наваждение.

Макото усмехнулся:

– С самого детства я стараюсь отрешиться от мира ощущений. Моим единственным желанием было просветление. Я жаждал одиночества. Не стану утверждать, что никогда не испытывал привязанности – ты сам знаешь, как бывает, когда мужчины живут среди женщин. Тераяма не исключение. Но я никогда не влюблялся. Меня никто не мучил… кроме тебя. – На губах Макото вновь появилась улыбка. – Не буду объяснять причин. Это не важно, и в любом случае, я сам не уверен, даже сейчас. После смерти Шигеру ты с ума сходил от горя. Меня так растрогало твое страдание. Я хотел утешить тебя.

– Ты меня и утешил, – подтвердил я тихо.

– Для меня это было больше чем утешение! Я не понимал значения происходящего. Мне нравилось переживать, я благословлял страдания и ненавидел себя. Все мои духовные стремления превратились в пустое притворство. Я пошел к настоятелю и сказал, что должен покинуть храм и вернуться в мир. Он предложил мне уединиться и обдумать свое решение. На западе у меня есть друг детства – Мамору, который умолял меня приехать в гости. Ты знаешь, я немного играю на флейте. Меня пригласили присоединиться к театральной труппе, которая ставила драму «Ацумори».

Он замолк. Ветер стучал в стены дождем со снегом. Лампа почти потухла. Я не догадывался, что дальше скажет Макото, но мое сердце билось неспокойно, а в горле пересохло. Я боялся услышать горькую правду.

– Мой друг живет в доме господина Фудзивары, – продолжил Макото.

Я покачал головой: никогда о таком не слышал.

– Этот титулованный вельможа выслан из столицы. Его земли лежат рядом с Ширакавой.

От одного звучания этого имени я ощутил боль, словно меня ударили в живот.

– Ты видел госпожу Ширакаву?

Он кивнул.

– Мне сказали, что она умирает.

Мое сердце готово было вырваться из груди.

– Она перенесла тяжелую болезнь, но выздоровела. Ей спас жизнь доктор господина Фудзивары.

– Она жива? – Тусклая лампа словно разгорелась, наполнив лачугу светом. – Каэдэ жива?

Макото всмотрелся мне в лицо, и его глаза наполнились болью.

– Да, и я искренне благодарен за это судьбе. Иначе вся вина за ее смерть легла бы на меня.

Я нахмурился, пытаясь разгадать смысл его слов.

– Что случилось?

– В доме господина Фудзивары ее называли госпожой Отори. Там все считали, что господин Шигеру тайно женился на ней в Тераяме, когда приезжал на могилу брата, в тот день, когда мы с тобой познакомились. Я не ожидал увидеть Каэдэ у господина Фудзивары, мне никто не сказал о браке. Я был просто застигнут врасплох. Я подумал, что на ней женился ты и находишься где-то поблизости. Пришлось болтать, что попало. Я не только осознал силу и природу наваждения, от которого якобы освободился, но и вмиг раскрыл обман в присутствии ее отца.

– Но зачем она сказала, что является женой Шигеру?

– Иногда женщины вынуждены прибегать ко лжи. Она чуть не умерла, потому что у нее случился выкидыш.

Я потерял дар речи.

– Отец Каэдэ расспросил меня о браке, – продолжил Макото. – Я знал, что в Тераяме никакой свадьбы не было. Я попытался уклониться от ответа, но он и до меня питал подозрения, а я уже сказал достаточно, чтобы укрепить их. Тогда я еще не знал, как зыбок его разум, как часто он помышляет о самоубийстве. Господин Ширакава вспорол себе живот в присутствии дочери. От потрясения, вероятно, произошел выкидыш.

– Это был мой ребенок. Каэдэ обещала стать моей женой. Она ею станет.

Услышав собственный голос, я осознал весь ужас своего предательства. Сможет ли Каэдэ меня простить?

– Я так и подумал, – сказал Макото. – Когда ты успел? О чем ты думал? Она же девушка из благородной семьи.

– Мы думали о смерти. Это случилось той ночью, когда умер Шигеру и пала Инуяма. Мы не хотели погибать, не испытав…

Я не сумел договорить до конца. Вскоре Макото продолжил: