Трава и дым

Китайский романс

Иероглиф зимы; синеглазая фата-моргана
Января за стеклом в серебре ледяного письма;
Люди сходят с ума и глядят из окна ресторана
На ночные дома.

Души сходят с ума и парят над притихшим столом,
Как бойцы Шаолиня над рисово-снежным татами,
Произвольно смешав лед и мрак на сквозной гексаграмме
С кареглазым теплом.

Знанье меньше незнанья; «я» — просто большая акула;
Время, спрыгнув со стула, сражается с вечностью; «ты» —
Просто ночь за стеклом, красный плеск ресторанного гула,
Белый шум пустоты.

2001

«Как — вид сверху — автобус в снегах, как бесхозный дефис…»

Как — вид сверху — автобус в снегах, как бесхозный дефис,
Безнадежно сшивающий два ненаписанных слова,
Как — зеркально — и сам самолетик, составленный из
Ватной нитки в полнеба, иголки и смутного зова
Над горами-долами, гостиницей, млечным каре
Седоватых берез — на стволах световые разводы —
Сколько ночи? — Дефис на глазах вырастает в тире —
Приближается утро — залогом внезапного хода,
Выражая, как пишет Д. Э. Розенталь, неожиданность. Даль,
Не «толковый» Владимир Иваныч, а просто — в игрушки
Превращает огромные вещи, включая печаль,
Ту, что больше… но меньше ресницы на белой подушке.

2001

«Двадцать лет уже — ни много ни мало —…»

Двадцать лет уже — ни много ни мало —
Пахнет сыростью на том повороте,
Где слова твои растут как попало,
Мрея дымчато, как лес на болоте.

Право слово, так сказать, слово право,
Поднимаясь к облакам из карьера,
По утрам, как муравей, темно-ржаво,
Как комар, по вечерам бледно-серо.

Тот, кто думает, что все уже было,
Держит удочку не той стороною.
Баба вымыла дрова, нарубила
Всю посуду и проснулась больною.

Ворох дел моих, как белая сажа,
Пух и прах, седой дымок от карбида,
Промелькнет как бы фрагментом пейзажа,
Отраженным в стеклах заднего вида.

Суть не в минусе и даже не в плюсе,
И не в том, что все могло быть иначе.
«Раби Зуся, был ли ты раби Зусей?» —
Спросит Бог, и раби Зуся заплачет.

2001

Angelica sylvestris

Я падаю, как падают во сне —
Стеклянный гул, железная дорога —
В темно-зеленом воздухе к луне,
У входа в лес разбившейся на много

Седых, как лунь, молочных лун, седым,
Нанизанным на столбики тумана
Июльским днем — как будто слишком рано
Зажгли фонарь, и свет похож на дым

И луноликих ангелов, когда
Они плывут вдоль рельс в режиме чуда —
Откуда ты важнее, чем куда,
Пока куда важнее, чем откуда —

Белея на границе темноты;
Вагоны делят пустоту на слоги:
Ты-то-во-что ты был влюблен в дороге,
Ты-там-где-те кого не предал ты.

1999

«Изменить жизнь!.. Не вообще — это…»