Трава, пробившая асфальт

В феврале 1965-го открылся административный корпус, который строили почти год. Кроме директорского кабинета, бухгалтерии, столовой для ходячих, там оборудовали клубную комнату с телевизором – единственным на весь детдом.

В марте в честь Женского дня в эту комнату созвали ребятню – посмотреть только что купленный телевизор. В игровой, где мы в это время находились в своём корпусе, стоял веселый гомон. Договаривались, кто из ходячих поможет добраться неходячим, обсуждали, какой фильм пойдет по программе.

Узнав, что меня не берут, я расплакалась. Очень-очень хотелось посмотреть, что же это такое телевизор? Дома у нас телевизора не было. Я, вконец исплакавшаяся, лишь обессилено хрюкала, когда в игровую комнату вошла воспитательница Нелли Семеновна.

– Тома, ты чего плачешь? – удивилась она.

– Я тоже хочу к телевизору… смотреть кино… – призналась я ей, приостановив поросячье хрюканье.

– Мы бы вас, колясников, взяли, да на улице еще холодно. И вдруг кто-нибудь из вас в туалет захочет, как тогда быть? – спросила она.

– Нет, не захочу, я могу терпеть, я дотерплю до своей палаты, – заверещала я, и надежда затеплилась в моей душе.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – пообещала Нелли Семеновна, погладив меня по голове. – Сейчас договорюсь с нянечками и попрошу пацанов, чтобы отнесли тебя в клуб.

Няни завернули меня в одеяло, нахлобучили на голову чью-то зимнюю шапку, два взрослых пацана подхватили мою «безногую» коляску и притащили в клуб.

Не буду описывать, в какой шок поверг меня телевизор – чудо техники 20-го века. Я не могла отвести глаз от экрана с мелькавшими на нем фигурками, и от чрезмерного волнения и восторга впервые в жизни описалась в одеяло. Оказалась, что не я одна такая. Многие ребятишки вернулись с просмотра кино мокрыми. Однако нас никто не отругал за это, и так как няня Левшина в тот вечер не работала – а уж она бы точно разразилась скандалом – обошлось без криков.

Сегодня, когда телевизор стал повседневностью, и цветные модели вытеснили черно-белые, я с улыбкой вспоминаю тот первый в моей жизни телепросмотр. С улыбкой и с благодарностью тем, кто устроил мне этот праздник.

Потом нас по выходным дням регулярно носили к телевизору смотреть мультики. Какая же это была радость для колясочников!

Сестренка Ольга

Мои родичи выбрали удобный вариант жизни, в котором не нашлось места моим интересам и желаниям, хотя соблюдали приличия и иногда навещали. От этого мне становилось даже хуже, чем тем, у кого и вправду не было никого из родителей. Сегодня статус, подобный моему, именуется «социальная сирота» – родители наличествуют и даже время от времени проявляются, но это мало что меняет в горькой сиротской жизни. Получалось нелепо и неловко – приезжала здоровая красивая женщина, торопливо вытаскивала из сумки что-то в бумажке, клала на тумбочку, говорила мне что-то поучительное, уходила поболтать с воспитателями «о своем, о женском», уезжала, порой даже не попрощавшись.

То, что мне было плохо, ее не касалось. Я даже не смела ей пожаловаться. Екатерина Ивановна – как яркая бабочка – залетала, попорхала крылышками и улетела. Какое там выслушать! Лишней секунды подле меня не просидит! Это даже выглядело глупо – проделать такой длинный путь из Новокузнецка до станции Бочаты, там только на электричке два часа, и уделить мне считанные минуты.

Каждый раз словно снимался один и тот же эпизод кинофильма: мать подхватывала меня под руки и держала как куклу, и, не обращая ни малейшего внимания на мои неловкие телодвижения и отчаянные попытки поговорить с ней, болтала с сотрудницами детдома. А если я жаловалась, что устала так стоять, сразу же сажала в коляску, не выслушивая моих объяснений и не пытаясь перехватить меня поудобнее.

Мне была совершенно непонятна материна симпатия к садистке Анне Степановне Левшиной. Понятно, что она не рассказывала матери, как унижает меня, но я-то пыталась пожаловаться на неё. Впоследствии выяснилось, что сотрудницы рассказали Екатерине Ивановне о левшинских злобных выпадах в адрес ее дочери Томы Черемновой, но мать выслушала безо всякого интереса. В отличие от других родственников, она не приставала к персоналу расспросами о жизни и здоровье дочери, ей было все равно. А меня разрывала обида, боль и ревность ко всем, кому моя мама уделяла внимание в ущерб мне.

* * *

После долгих уговоров мама согласилась привезти ко мне в гости младшую сестренку Ольгу. Приехали втроем – мать, ее младшая сестра Валентина и четырехлетняя Ольга. Я ужасно соскучилась по своей маленькой сестренке – ведь она была частичкой моей счастливой домашней жизни.

В день, когда они приехали, да еще с намерением остаться на ночь, я радостно визжала от избытка чувств, а когда в палату заходили няни или воспитатели, хвасталась – это моя сестренка Олечка! Ольга непонимающе таращила глаза, она и на меня-то непонимающе смотрела, маленькая еще, всё забыла.