Трава, пробившая асфальт

– Если она у тебя что-то взяла, ты завтра проверишь. И если обнаружишь пропажу, то я попрошу у матери деньги и возмещу тебе ущерб. А сейчас успокойся и ложись спать, – уговаривала я. Представляю реакцию моей матери в ответ на такую просьбу о деньгах! Отказала бы и обругала.

Я отлично понимала новенькую – попасть из родного дома в казенную обстановку, к тому же совсем недавно похоронив самого близкого человека, и быть обруганной в первый же день… Я слышала ночью, как Света плакала. До боли знакомая мне ситуация.

Через три дня Люся со Светой сцепились в драке. Светка не могла простить, что ее обругали ни за что, ни про что, и агрессивно напомнила Люське об этом. Хотя я поясняла Свете, что Люся не со зла это сделала, а подогретая алкоголем. Но Света не желала этого понимать. Люська подползла к Светкиной койке, которая стояла возле окна, напротив моей, Светка тоже слезла на пол, и очутилась как раз у батареи. Я лежала на койке и не хотела вмешиваться, но когда увидела, что они пристроились сражаться возле батареи, меня охватил ужас – ведь сейчас начнут колотить друг друга головой о батарею и либо убьют, либо покалечат!

– Девчонки, вы хоть от батареи отойдите, – попросила я их.

Но они не обратили внимания. Тогда я тоже спустилась на пол – надо же разнимать, пока не случилось беды. Светка сидела ко мне спиной, я вцепилась ей сзади за платье и дернула на себя, она свалилась на пол, я на нее и скомандовала Люське:

– Быстро ползи отсюда и позови нянечек!

Пока Люська уползала в коридор, я увещевала разбушевавшуюся Светку:

– Светочка, милая, успокойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Если ты успокоишься, я тебя отпущу. – А сама думала со страхом: не дай Бог, вырвется из-под меня и выцарапает мне глаза. Я была в безопасности, пока держала ее, но если вырвется – мне несдобровать.

– Ладно, отпусти, я тебе ничего не сделаю, – наконец, смирилась Светка, и я ее отпустила.

Но когда я поднималась на кровать, меня сильно дернуло (чертов гиперкинез!), и я зашибла левую руку. Рука тут же вздулась, опухла, подоспевшая медсестра перетянула ее бинтом, но болело очень долго.

А Люська со Светкой так и остались злейшими врагами до самой Светкиной смерти в 1985 году. Так и воевали. Я это очень переживала, а нашей четвертой соседке, слабоумной Любке, было все равно. Она сама вела себя тихо и ни во что не вмешивалась. С ней проблем не было, ей всегда было хорошо. Я иногда даже завидовала Любке – замечательное состояние, когда всем довольна, ничего не хочется, ни к чему не стремишься – состояние домашней зверюшки, живущей в тепле и сытости.

Смерть Светы была для меня ударом. По официальной версии она умерла от приступа эпилепсии. А на самом деле Светлана нажралась в туалете лизола, который добавляли в раствор для мытья полов. Умышленно. Ее принесли из туалета без чувств в одиннадцать вечера, она всю ночь хрипела, под утро обмочилась, моча была с кровью. А к обеду умерла. Так и не смогла прижиться в ПНИ…

«Слабый» корпус на новом месте

Зима 1979 года в Кузбассе выдалась лютой, морозы под сорок, и наш обшарпанный «слабый» корпус, дышащий на ладан, не выдержал нагрузки – перемерзли все трубы отопления. Пришлось вскрывать полы и отогревать трубы паяльной лампой. Мы ложились спать, не раздеваясь, а до стен нельзя было дотронуться – сразу же осыпалась замерзшая известка. «Слабый» корпус оказался слабым во всех отношениях. В таком помещении было грешно держать даже скотину! Нашего бессовестного директора уже несколько раз штрафовали, но ведь он оплачивал штрафы не из своего кармана, и ему было глубоко наплевать и на нас, и на наш корпус.

Зиму 1979-го кое-как пережили, а в сентябре 1980-го, не дожидаясь холодов, нас перевели в другой корпус – самый крепкий в ПНИ. Нам выделили большое крыло, где разместили по палатам, второе крыло занимала администрация – кабинеты бухгалтерии, отдела кадров, самого директора и общий медпункт. Крылья разделял небольшой холл, а выход на улицу был общий.

Опустевший «слабый» корпус наконец-то поставили на капремонт и отделывали его качественно – для администрации. Когда ремонт завершили, туда перевели все административные службы.

Несмотря на то, что после переселения в другой корпус у нас произошло немало невеселых событий, я все же радовалась переезду.

* * *

Однажды вся смена нянь, заступив на дежурство, налакались в стельку – им накануне выдали получку. А получали они в те годы прилично – 120–140 рублей в месяц, в два приема, аванс и зарплату. Среди нянь той смены была нестарая женщина Алька Гаврина. Перед тем, как получить аванс, Алька забежала к нам в комнату:

– Ой, девчонки, в туалет хочу, умираю, пока у вас сумку оставлю, а сама сбегаю!

Бросила сумку рядом с Люськиной койкой и убежала. Отсутствовала довольно долго – сразу из туалета отправилась за авансом. И, получив деньги, вернулась к нам за сумкой. Не открывая ее, умчалась – не терпелось принять участие в общем алкогольном разгуле.