Ватное одеяло, которым обшили мою обгоревшую при пожаре коляску, в скором времени порвалось, железный остов пришел в полную негодность, и жалкое средство передвижения пришлось выбросить. Заботливые ребята притащили младенческую коляску, которую, видимо, позаимствовали без спросу, потому что через три дня за ней пришла хозяйка, и коляску пришлось вернуть. А я надолго осталась без коляски и возможности сидеть с опорой. Меня теперь кормили в лежачем положении, усаживать и прислонять к чему-либо было слишком хлопотно, а сама я спину не держала. Жидкая еда стекала на подушку, на белье, противно затекала под спину, особенно когда няни небрежно держали тарелку и кое-как подносили ложку.
Когда я впоследствии рассказывала про этот период своей невеселой жизни, раздавались вопросы:
— Почему тебя кормили лежа? А почему не могли усадить с опорой и кормить сидя? Тем более что ты умела садиться самостоятельно.
Поясню. Чтобы я устойчиво сидела на койке, надо было подложить мне под спину три-четыре подушки, они у нас были жиденькие, плоские. А где взять дополнительные подушки? Лишних не имелось. Можно было на время просить у моих соседок по палате, но те сразу бы возмутились и раскричались, я же могу их запачкать. Да и подкладывать под меня подушки на каждый завтрак, обед и ужин, потом убирать и возвращать владелицам, требовало усилий, а няням неохота со мной возиться.
Однако вопросы не стихали:
— А почему твоя мама не могла привезти тебе коляску — пусть не новую, а какую-нибудь из-под выросшего ребенка? Ведь ты же сидела не в специальной инвалидной, а в обычной детской прогулочной коляске? Неужели она не могла купить подержанную коляску? Это же недорого! Или попросить у тех, кому она уже не нужна? То, что ребята притащили младенческую коляску, — это трогательно, но почему этого не сделали взрослые? Почему кто-нибудь из персонала не раздобыл тебе хоть какую-нибудь старенькую коляску? Или тогда в Кузбассе детские коляски были в дефиците?
А вот на эти вопросы я затрудняюсь ответить. Вероятно, всем было наплевать на никому не нужную и всем осточертевшую калеку-уродинку, требующую индивидуального ухода...
Справедливости ради отмечу, что сотрудницы детдома обращались к моей матери с требованием обеспечить коляску для меня. Но та парировала: «А Черемнов почему не сделает ей коляску?» И отсылала к моему отцу.
* * *
Мое «лежачее» житие продолжалось долго, очень долго, больше полутора лет. И учебные занятия в детдоме заглохли — месяц проведут и бросят. Так что мне оставалось только читать и размышлять.
Часто, недвижно лежа на постели, я с тоской смотрела в окно. С кровати можно было увидеть лишь небо да плывущие облака. Я наблюдала за ними и чуточку им завидовала. Облака равнодушно плыли за окном, ни за что не цепляясь...
Как же мне хотелось очутиться на вольном облаке и уплыть из детдома! Куда? Да хоть куда, лишь бы больше не видеть этих опостылевших стен. А облакам с высоты было не различить крохотного местечка, где стоит Бачатский детдом для несчастных детей-инвалидов. Они знай себе плыли, не догадываясь, какой тоской наполняют мне душу и все зовут, зовут за собой...
Эпидемия дизентерии
Сентябрь 1967 года. Антисанитария и пребывание в тесном помещении дали свои горькие плоды — в детдоме вспыхнула дизентерия. Ночью у меня жутко разболелся живот. В ту ночную смену, к счастью, дежурила тетя Аня Фудина. Будь то А.С. Лившина, мне бы пришлось совсем туго. Я не одна в ту ночь маялась животом: еще у одного пацана и у ходячей девочки случилась та же беда. Утром нас троих изолировали в другое помещение, отдельно стоящий домик возле детдомовской ограды. Нянечки приносили нам туда еду, сажали на горшок, поправляли постель и возвращались в корпус.
Я целыми днями лежала на койке. Иногда ходячая девчонка Надька сажала меня на деревянное крылечко и тут же убегала. Но было совсем не страшно одной, наоборот, я как-то встряхнулась и будто зажила новой интересной жизнью.
В первые дни изоляции нас проверяли врачи, приехавшие из поселковой больницы, назначали лекарства. Но быстро ретировались, видимо, боялись заразиться.
Они каждую неделю брали пробы на анализ, но остановить эпидемию не удалось. Вскоре у половины детдомовских обнаружилась дизентерия, и пришлось оборудовать еще несколько изоляторов. К этому времени сдали новый корпус, возведенный после пожара, но не всех туда сразу перевели, больные остались в изоляторах.
Мое лечение подходило к концу, но тут прицепилась новая зараза — повторная чесотка. Но, слава Богу, чешущиеся пятна выступили только на животе. Да и чесотка ли это была? Нечто подобное я видела в Прокопьевском ПНИ, когда меня туда перевели, — такое могло произойти от нехватки витаминов, от общей ослабленности организма. Так тех девушек в Прокопьевском ПНИ со схожими симптомами мазали мазью, облучали кварцем и давали таблетки, чего в нашем детдоме не было и в помине.