Трава, пробившая асфальт

— Неужели Тамара все это сама придумала? — И посоветовала показать мои сказки в местную газету «Шахтерская правда», там есть литературная рубрика, а также местный литературный кружок, куда мне стоит обратиться.

 Я упросила Лену съездить в редакцию этой газеты. Потянулась следующая неделя ожиданий, но я уже не съеживалась в комок, а нетерпеливо хлопала выросшими крыльями. Ситуация осложнялась тем, что в редакцию надо было ехать в рабочее время, а у Лены тоже работа. Как только ее привезли в ПНИ, сразу заставили ухаживать за нутриями, которых держал для себя директор. Еле дождались субботы, когда Лену отпустили пораньше с директорской зверофермы. Но оказалось, что в субботу в редакции газеты тоже короткий день. Вот досада! Я умоляла Лену отпроситься для поездки в редакцию в будний день, и ее отпустили. Адрес редакции назвала ее учительница, а дорогу туда Лена знала, она часто бывала в городе.

 Редактор «Шахтерской правды» оказался моим однофамильцем — Сергей Иванович Черемнов. И в этом тоже было странное совпадение. Он взял у Лены листки, просмотрел и пообещал передать их в местный узел связи, где проходили собрания литературного кружка. Вела литкружок девушка по имени Рахиль. Еще через неделю, в субботний день, Лена съездила туда и привезла такую новость, что у меня от радости не только расправились крылья, но и напрочь снесло крышу — Рахиль собирается приехать ко мне в гости, а Сергей Иванович прочитал все мои сказки и похвалил меня! Сказал, что у меня «очень теплый литературный язык», и посоветовал прочитать кое-какие книжки, видимо, пособия как писать. К сожалению, Лена не запомнила и не записала их названий.

 У нас в ПНИ обитала чрезмерно общительная девушка Марина. И она рассказала всему персоналу, что я пишу сказки, и эти сказки собираются читать по радио. Не человек, а испорченный телефон и искаженный телеграф! Однажды после обеда я прилегла отдохнуть и услышала за стенкой в кабинете сестры-хозяйки шумный разговор и свою фамилию.

— Это надо же — в дурдоме свой писатель объявился! Черемнова — писатель! — ехидничала сестра-хозяйка. — Такое не часто бывает в дурдомах!

 И поднялся такой гогот, что у меня на душе тут же стало кисло. Но я попыталась себя развеселить, действительно, писатель из дурдома редкость.

 Дня через три после моего публичного осмеяния в нашем ПНИ появилась старушка из близлежащего поселка «Новостройки» — родная дочь выставила

 ее на улицу, а наша старшая медсестра попросила приютить в интернате. Просто так, безо всякой путевки, путевку потом собирались добыть. Не оставлять же живого человека на улице холодной осенью! Но соседи этой старушки возмутились — почему нормального человека поместили в дурдом? Надо ведь в дом престарелых. И послали письмо в «Шахтерскую правду». Если до этого помалкивали, что теперь у нас не дом инвалидов, как был раньше, а ПНИ, ведь на нашей вывеске и в официальном адресе слово «психоневрологический» отсутствовало, то после письма добрых соседок это открылось.

 И после этого «рассекречивания» Рахиль из литкружка не приехала. Сколько раз Катя Лузянина звонила этой самой Рахили, но та лишь кормила обещаниями. А потом стала бросать трубку, как только узнавала, от кого звонят.

 Прошло три горьких месяца. Лену Медведеву забрал домой родной дядя, и я снова осталась без помощи и поддержки…

 Но я по характеру упрямый осел — если во что-то вцепилась, не отпущу и не сойду с дороги, пока лоб не расшибу. Под мою диктовку записывали сказки уже другие девочки, владеющие руками и письмом. Причем денег с меня не брали и говорили, что им интересны мои сказки. А я тщательно продумывала сюжеты, стараясь сделать их такими, чтобы девочкам было интересно их записывать, а детям было интересно их читать. И постепенно освоила, как правильно строить сюжет и складывать повествование.

Мне сказочно повезло!

 И мне снова повезло! Сказочно повезло! Кстати, отличное название для этой главы, его и оставлю.

 Началась сказка обыденно — благодаря нашей новой соседке в палате появился телевизор.

 В 1986 году поступила новенькая — Ирина, местная, прокопчанка, намного моложе остальных обитателей палаты. Мы стали ласкательно звать ее Иришкой. У Иришки был тот же недуг, что и у меня, ДЦП, но руки здоровые. Она могла ползать по полу без посторонней помощи, самостоятельно ела и одевалась. Мама у Иришки — полная противоположность моей: постоянно навещала дочь, помогала с туалетом. И подмоет, и обмоет, и уши прочистит. И никакой брезгливости, присущей моей Екатерине Ивановне. Иришкина мама не ленилась ходить к лечащему врачу и беседовать с персоналом, как сделать дочери лучше, какие попросить для нее таблетки и процедуры. Как я завидовала Иришке! Даже стыдно — взрослая Тамара завидует юной Иришке.

 Спустя несколько месяцев, чтобы дочке было комфортнее, Иришкина мама привезла в нашу палату собственный телевизор. Ясное дело, он практически не выключался — это наше персональное окно в мир. И с того дня мы были в курсе всех новостей.