Травень-остров

— Знатно поработали, — похвалил Зорко, осматривая просторы, открывавшиеся с моста. Галирад, казавшийся таким огромным изнутри, вытянулся по берегам Светыни не более чем на версту. Далее начинались поля, перемежаемые рощицами, а еще дальше земля начинала дыбиться холмами, поросшими коренным густым лесом. Осень уже вовсю хозяйничала там, и Зорко, прямо среди шумного града, опять ощутил, как быстро утекает — ровно вода реки внизу — отведенное ему время быть на этой земле.

— А что сталось с тем премудрым человеком, что мост выдумал? — решил узнать венн.

— С Ду Фу? — переспросил Пирос. — Господин Ду фу уехал обратно в Шо-Ситайн. А там, по слухам, ван (так зовут в Шо-Ситайне кнеса) обвинил его в измене и казнил. По счастью, мне удалось привезти из Шо-Ситайна книги стихов Ду Фу.

— Что такое «стихи»? — не понял Зорко.

— Вирши, — объяснил аррант.

— А книга?

— Вот это легче показать, — усмехнулся в ответ Пирос. — Вот, взгляни: в Галираде это редкость, в Аррантиаде же или Шо-Ситайне — обыденная вещь.

Почти достигнув острова, они остановились у небольшой лавки, где вел торг моложавый бойкий сольвенн среднего роста, с вострыми быстрыми зелеными глазами. Русые густые волосы его были подстрижены тщательно и не без щегольства, на нарлакский манер, как и борода. Но одежа на торговце была сольвеннская, а плащ-мятель свидетельствовал сравнительную доходность торга.

На прилавке разложены были переплетенные меж собой тонкие, обрезанные ровно и прямо куски кожи, все сплошь испещренные буквицами. Иные были убраны богато, иные попроще. Иные отличались непомерной толщиной, иные походили на голодных по весне лис. В иных попадались буквицы, изображенные разноцветной краской, а в иных и живописные образы или простые рисунки.

— «Об умении дом вести и иных занятиях, в домоустройстве потребных», — прочел Зорко вслух. Сольвеннские, как опознал их Зорко, буквицы чуть отличались от веннских, но разобраться в них оказалось немудрено. Книга была из обыкновенных, но шла, видать, ходко, потому как целая стопка таких лежала на полках позади торговца.

— Ты разумеешь грамоте? — Венн в очередной раз удивил Пироса, так что скрытный аррант на сей раз не устоял от выражения своих чувств.

— У нас в роду многие буквицы разумеют, — невозмутимо пояснил Зорко. — А вот этих я не знаю. — И он указал на книгу из гораздо лучшей и более тонкой кожи, заключенную в сафьяновый переплет, на открытом первом листе коей красовался некий большой город. Рассеченный надвое рекой. По обе стороны ее собрались войска, и посреди обеих ратей стояли два мужа великого роста. Тот, что на левом берегу, был сед и благообразен, ликом светел, в плаще цвета весенней зелени. Тот, что по правую сторону, облачен был в темно-синий плащ с вышитым на нем красным диковинным зверем. Был он в зрелых летах, черноволосый и чернобородый. Оба сжимали мечи и явно противостали друг другу не на живот, а на смерть.

— Это книга на языке аррантов, — изъяснил Пирос. — Она именуется «Град, пламенем охваченный» и трактует на примере войны меж Аристасом и Фиоклосом, случившейся пять сотен лет назад, об утешении любомудрием для благородных помыслами людей.

Зорко и сейчас понял, о чем толковал Пирос, и в ответ молвил:

— Я больше привык художеством утешаться. Или чем иным. Нет ли здесь о красках чего? Иль о резьбе? Ежели на иноземном наречии, то ничего: выучусь.

— Есть, — с готовностью откликнулся продавец, до сей поры не без интереса слушавший, как знатный аррант беседует с самым простецким на вид венном у книжной его лавки. — Вот, вечор только привезли из Кондара-града, что в Нарлаке, и писано по-нарлакски: «О том, какие холсты, живописью украшенные, в Кондаре содержатся, каковые искусники их творили и их меж собою примерное сравнение, а такоже и о способах, коими сии живописные образы достигнуты, и о красках тоже».

— Любезный… — замешкался венн.

— Бутурлей прозывают, — отозвался торговец.

— Сколько попросишь? — У Зорко глаза разгорелись, как увидел он, какую книгу вытащил Бутурля из-под прилавка. Переплет был из толстой тисненой кожи, с медными застежками, а кожаные листы густо покрыты строгими угловатыми буквицами, многократно перемежаясь то маленькими, то во весь лист картинами.

— Четыре коня серебром, — не заикнувшись, вымолвил торговец.

— А ежели на шади златые пересчитать? — не понял Зорко.

Бутурля на что много книг в жизни пересмотрел и перечел — занятие такое было, обязывало — и тот изумился: отколь у венна, пусть и грамоте разумеющего, саккаремские шади? Но цену назвал:

— Двадцать монет.

Зорко уж было полез за мешочком, как вдруг рядом с ним как из-под земли возник один из стражей Пироса из Шо-Ситайна.

— Бутурля немного, совсем немного не прав, — со всем вежеством обратился он к лавочнику. — Господин ошибся в подсчете: книгу следует оценить в двенадцать монет.