Травля (СИ)

После изнурительной тренировки злость Джека иногда сменялась тихой грустью. Уставший и обессиленный, он отворачивался к стене. Когда злость его отступала, на смену выползала боль, одолевая его с такой силой, что ему снова хотелось, чтобы вместо нее пришла злость и ярость. Осознание, что он снова потерял свою семью, давалось ему с трудом. Они опять его бросили, сбежали. Даже собственный сын, который так его любил, на этот раз от него отвернулся. И Джек не знал, что причиняет ему большую боль — то, что Кэрол снова с другим, или то, что от него отказался сын. Последнее повергло его в страшное смятение и растерянность, подобно которым он никогда не испытывал в жизни. Он всегда был уверен в себе и в своих поступках. Ничто не могло поколебать эту уверенность… кроме мальчика, который раньше смотрел на него с таким восхищением и обожанием. Патрик в нем разочаровался, Джек вдруг упал в его глазах — и сам Джек это понимал. Он задался вопросом, впервые в жизни — а почему его не любят люди? От него отвернулась жена, потом отец, а теперь и сын… Что в нем не так? Да, именно в нем, а не в других, не в обстоятельствах и чем-то еще. Только в нем одном. Им восхищается вся страна, но самые близкие в нем разочаровываются и настолько, что напрочь вычеркивают из своей жизни. Отец всегда ласково называл его чудовищем, и лишь при последней ссоре, после которой они перестали общаться, он произнес это «чудовище» с ужасом и отвращением. Джек сам не понимал до сего момента, как в нем осело это «чудовище», сказанное отцом. От него все бегут. Неужели о нем так думают все, как и отец? Неужели он на самом деле чудовище? В этом его проблема? Он всегда был уверен в себе и своих принципах. Но с ним и с тем, что он делает определенно что-то не так, это стало ему вдруг очевидно. Все в его жизни стало не так, разлетелось на осколки. Его ненавидят, боятся, от него все бегут, даже те, кого он любит больше жизни. Он потерял Хока, преданного друга. Остались только Шон и Зак. Но Зак тоже усомнился в нем, в его силах, он смотрел на него теперь с сомнением и тревогой, не было в нем той уверенности в его силе, уме, правильности решений и поступков, как раньше. Иногда Джек замечал в его взгляде даже жалость! Джек уже, наверное, не удивился бы, если бы и Шон дал деру от него, возможно, так однажды и произойдет. Это могло случиться в один миг, сделав их врагами, заставив Шона возненавидеть его, как и остальные, узнай он своего брата поближе, то, что он убил его мать. И Джек останется один, совсем, как и предрекал ему отец. Джек не решил еще для себя, жалеет ли он о том, что стрелял в него. Сожаления и раскаяния он в себе не находил. Он не мог простить сокрушающего и подлого удара в спину, который нанес ему отец, такую подножку. Того, что вмешался в его дела, в его семью, взяв на себя слишком много, верша его судьбу, Кэрол и Патрика. Как унизил его перед всеми в зале суда, выставив на посмешище. Растоптал так безжалостно его с таким трудом вновь обретенную любовь и счастье, когда он помирился все-таки в тюрьме с Кэрол. Никто не знал, чего ему стоило сделать этот шаг, простить ее, принять решение обо всем забыть, просто забыть, впервые в жизни. Он действительно этого хотел, очень хотел. И для этого ему пришлось себя поломать. Он поломал для этого и Кэрол, но оно того стоило, там, в тюрьме, за те три дня, что они провели вместе, только вдвоём, он это понял. Он снова был счастлив. И она тоже, он это видел. Словно они вернулись в прошлое, когда ничего между ними не стояло, где были только он, она и их любовь. Его боль почти ушла, мир вокруг вдруг снова посветлел, а главное — посветлело у него внутри. И потеплело. Даже злость куда-то ушла. На какое-то короткое мгновение он обрел покой и ощущение, что в его жизни снова стало все так, как должно быть. Впервые за долгое время у него было хорошее настроение, он радовался, ненависть ушла, его переполняла любовь. Ему не хотелось больше растерзать Кэрол, причинить ей боль, унизить, мстя за свои обиды, наоборот, хотелось быть с ней ласковым и нежным, снова ее любить, и он готов был для нее на все, как раньше…

А теперь он за решеткой, снова задыхается от боли и злости, которые душили так, что не давали продохнуть, сводили с ума, терзая его с еще большей силой, чем раньше. А внутри снова пусто и темно. Кого винить? Отца? Кэрол и Патрика, разбивших его сердце? Случай? Или самого себя?