Травля (СИ)

— Не горячись, сынок. Мне кажется, пока надо прислушаться к Луи, ведь мы еще мало что знаем. Например, почему надо следовать правилам и нельзя их нарушать, к чему это может привести, — сказала Кэрол.

— И это говоришь мне ты? — мальчик рассмеялся. — Да ты сама первая стала их нарушать, не слушаться Луи, когда начала вытаскивать из тумана души.

— Ну… да. Но я не могла иначе, я должна была их освободить. А теперь мы должны быть осторожны, пока не разберемся до конца, с чем имеем дело. Хорошо? Ты согласен?

— Ладно, — нехотя согласился Патрик.

— А еще… не надо так говорить, что ты восстал… что ты Болли Брант. Прошу тебя, сынок. Мне становится не по себе… страшно. Как будто моего сына, тебя, у меня вдруг забрали… а вместо него оказалось что-то другое… кто-то другой… Я не хочу так думать. Ты мой сынок, мой Рик, которого я очень люблю. Никакого Болли Бранта я знать не знаю… и я его боюсь, он меня пугает…

— Хорошо, мам, я не буду тебя больше пугать! — мальчик вдруг расхохотался. — Вот ты смешная! Я никуда не делся, это я, все тот же твой сын, как и был, только душа во мне, которая когда-то была в другом человеке, Болли Бранте. Это же нормально. Твоя душа тоже раньше была в другом теле, и возможно, не в одном, во многих. Просто ты не знаешь, кем была раньше. А я теперь знаю.

— Меня не это пугает. У меня обычная душа, и она еще не была в том месте… в этом проклятом месте. А твоя была, и очень… очень долго. Меня пугает именно это.

— А меня — нет! Уж кому-кому, а тебе меня бояться не надо, мам! Я люблю тебя… ты же знаешь, — небрежно закончил он, смущенно потупив взгляд.

— Да, знаю, — Кэрол погладила его по руке. — И я так счастлива. Раньше я всегда считала, что ты… намного больше любишь папу.

— Я люблю папу, — буркнул мальчик, сразу изменившись в лице и насупившись. — Но он… оказался не совсем таким, как я о нем думал. Он не захотел нам поверить… он предал нас… тебя. Он вызвал полицию, отправил тебя за решетку. Я никогда ему этого не прощу.

— Он не думал, что все так обернется… не верил, что это приведет к смертной казни, — мягко возразила Кэрол. — Он таким образом хотел заставить меня покориться… Он думал, что если вытащит меня, мы с ним снова помиримся… что я стану прежней.

— Не надо за него заступаться и оправдывать! Совсем не обязательно отправлять человека в тюрьму, чтобы с ним помириться! — рассердился Патрик. — Он мог сделать это по-другому! По-хорошему! Даже если и так, значит, он просто хотел тебя заставить, запугать, не оставить тебе выбора, чтобы тебе пришлось согласиться и помириться с ним! Не надо было себя так вести, когда мы вернулись, тогда бы и помириться проще было бы! Думаете, я ничего не видел, не замечал? Видел! И не только то, как он тебя избивал ремнем! Видел наручники на вашей кровати! Когда вы перестанете меня принимать за маленького наивного ребенка? Меня это бесит! Думаете, я не знаю, что это из-за него ты тогда наглоталась таблеток и чуть не умерла? Вернее, умерла!

— Как умерла? — прохрипел Тим, до этого не вмешивающийся в разговор и, как всегда, предпочитающий молчать.

— Как все, — Патрик пренебрежительно отмахнулся рукой, недовольный тем, что его прервали. — Неважно, я не об этом. Папа…

Он вдруг резко замолчал, разглядев взгляд, которым на него смотрела Кэрол.

«Замолчи сейчас же! — прозвучал у него в голове ее голос. — Посмотри на Тима! Ты с ума сошел, зачем ты говоришь при нем об отце такие вещи? Ты же можешь его спровоцировать, разозлить! И он пойдет и убьет папу, как хотел! И сейчас хочет! Он еле себя от этого удерживает, разве ты не понимаешь? А еще ты говоришь такое!».

Патрик побледнел и испуганно обернулся на сидящего за спиной мужчину.

Тим сидел неподвижно, вперив в него тяжелый взгляд. На скулах его, резко выделяясь, появились красные пятна, выдавая охватившую его ярость.

— Э-э, — растерялся мальчик. — Но вообще-то, я понимаю, почему папа злился. Из-за него… — он кивнул на Тима, — и потому что ты не хотела мириться. Его можно понять. Любой бы взбесился. Но все равно… я на него сердит. За то, что вызвал полицию. Он, конечно, не хотел тебе навредить, я знаю, просто хотел таким образом помириться. Но все равно я пока на него сердит.

Его неловкая попытка исправить допущенную ошибку была белыми нитками шита, и Тим наверняка все понял. Но он промолчал и ничего больше не сказал и не спросил.

Лишь потом, когда они уже собирались уходить, он снова задержался, чтобы поцеловать Кэрол, и не удержался от вопроса:

— Наручники на кровати? Он приковывал тебя наручниками?

Кэрол бросила на него настороженный взгляд, и с облегчением поняла, что его этот факт скорее порадовал, чем огорчил. Улыбнувшись про себя, она смущенно потупила голову.

— Да.

— Почему?

— А сам как думаешь?

Губы его тронула счастливая улыбка, которую он тут же подавил, пытаясь не показать своей радости, которая была неуместна — радоваться тому, что женщину принуждали к сексу, мягко говоря, некрасиво. Но Кэрол понимала, что его радует совсем не то, что Джек ее насиловал, а то, что ему приходилось это делать. Что она не захотела с ним спать по своей воле.