— Я знаю, как сделать вашу жизнь спокойной.
— Что вы имеете в виду?
— Я знаю, кто душит вас.
Пятый оживился.
— И кто же?
— Я не могу вам сказать. Не вправе. Не для того здесь.
— А если я сейчас… — Антон попытался взять Кало за воротник, но чернушка, незаметно для посетителей ресторана, но оттого не менее чувствительно, двинул журналисту в бок.
— Сидите спокойно и слушайте меня! Вы должны уехать! Немедленно!
— А если не уеду, что? — пытаясь восстановить дыхание, спросил Антон.
— Будет плохо.
— Хуже, чем сейчас?
— Бросьте! Мы и не думали, что вы окажетесь таким слабаком! Все, что происходило до этого момента, — цветочки. Вы не представляете, как мы поимеем вас!
— А не пошли бы вы нахер, а?
— Легко! Только это вряд ли поможет вам. Послушайте, эта ситуация никому не нужна. Вам неприятно — нам неприятно. Все замучились…
— Замучились?
— Не мое дело подбирать слова. Все устали. И вы, и мы. Очевидно одно: есть досадная история, и все хотят ее разрешить.
— Вы сейчас все это серьезно? Мрази!
— Антон, любезный, следите за языком! Я вас не оскорблял, и я здесь, так сказать, для вашей же пользы.
— Что?
— Дело худо. Людей, которые могли бы вступиться за вас, — нет. Поверьте, то, что мы предлагаем вам, — жест доброй воли. Мы хотим решить вопрос по-хорошему.
— По-хорошему? Это как?
— Это очень просто. Вы уезжаете из страны. Хотя бы на несколько месяцев. При этом затыкаетесь, не портите людям кровь.
— Ах вот оно что?! Выходит, это я порчу людям кровь?!
— Антон, уверен, вы понимаете, что это пойдет вам на пользу. Отдыхать на море гораздо лучше, чем проходить обвиняемым по делу…
— Обвиняемым по делу?! И по какому же?!
— Дело найдется. Дело всегда найдется. Признаться, мне очень не нравится тон, который вы выбрали в разговоре со мной. Советую вам перемениться, вряд ли я потерплю еще…
— Ах не потерпишь? Тогда послушай меня, ублюдок: передай своим, что я уничтожу вас!
— Очень трогательно. Нет салфетки? У меня мокрые штаны! Антон, вы такой смелый только потому, что прекрасно понимаете, что вас трогать не станут. И тут вы правы. Абсолютно правы. Ликвидировать вас действительно никто не собирается. За вас я не волнуюсь, поверьте, но, если честно, сейчас я очень беспокоюсь о вашей семье.
— Вы их не тронете!
— Безусловно не тронем. Нам даже мысль такая в голову не приходит! Однако вы же лучше меня понимаете, как работает пропаганда. Страдают третьи лица. Всегда… страдают… третьи лица. Не мне вам объяснять. Прессуют одних, а под горячую руку попадают другие. Без исключений. Сами же знаете — проверено, доказано. Все эти сюжеты по телевизору, статьи в газетах… Кто знает, во что это может выплеснуться?! Кругом полно сумасшедших, мало ли какой маньяк решит изнасиловать вашу жену?
— Вы не посмеете!
— Я же говорю вам — у нас и близко нет таких мыслей. Мы вообще не про это. Я могу пообещать вам, что лично встану на вашу защиту. Уверяю вас, если вы только остановитесь — в вашей жизни больше не будет никаких проблем. Вот прямо с сегодняшнего дня. Только спокойствие, успех и тишина. Хотите премию за вашу книгу? Хотите интервью, большие тиражи? Какая вам разница, кого поддерживать? Вы же автор! Вам важно место свое занять! Далась вам эта власть! Дался этот Славин! Вы же художник! Что вам до верхушки?! Пишите книги! Я обещаю — мы поможем! Все, что вам сейчас необходимо, — сделать публичное заявление, извиниться, сказать, что ошиблись с источниками. Признаетесь, что оговорили Славина, и езжайте на отдых. Вы уж мне поверьте — он простит.
— Какие же твари…
— Антон, послушайте, мне кажется, мы начинаем ходить по кругу. Между тем, все, что от вас сейчас требуется, — собрать вещи и покинуть страну. Поверьте, я не преувеличиваю, когда говорю, что это, безусловно, лучший вариант для вас.
— А если я не уеду?
— Вы окажетесь в тюрьме. Гораздо раньше, чем можете предположить.
— Когда я должен вам ответить?
— Сейчас.
— Сейчас?
— Да, прямо сейчас.
— Ну что ж… Сейчас, так сейчас… Идите нахер, выродки!
— Хорошо. Доброго вам вечера, Антон. До свидания…
Кало вышел. Сидя в машине, я сбросил наушники и включил радио. Найк Борзов пел: