Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

Классические политические конфликты между жертвами, преступниками и сторонними зрителями были воспроизведены в самых недавних миротворческих усилиях. И снова жертвы были возмущены очевидным безразличием пассивных наблюдателей. И снова совершающие зверства преступники злорадствовали на глазах у всего мира. Едва ли нужно приводить перечень ужасающих примеров неадекватности международного вмешательства в Африке и Южной Европе[653]. Тем не менее организация миротворчества в масштабе, который превосходит обычные дипломатические цели и военные интересы отдельных государств, представляет собой важное достижение.

Во многих странах, недавно оправившихся от диктатуры или гражданской войны, стало очевидно, что немедленное прекращение насилия и забота о базовых жизненных потребностях пострадавшего населения – необходимые, но недостаточные условия для исцеления общества. После длительного систематического политического насилия целые сообщества могут демонстрировать симптомы ПТСР, оказавшись в ловушке чередующихся циклов психического онемения и интрузии, молчания и воспроизведения травмы. Восстановление требует вспоминания и оплакивания. Из опыта установления демократических режимов в Латинской Америке, Восточной Европе и Африке становится очевидно, что восстановление чувства социальной общности требует публичного процесса, где жертвы смогут высказать свою правду, а их страдания будут официально признаны. Вдобавок воцарение сколько-нибудь продолжительного мира требует организованных усилий по привлечению отдельных преступников к ответу за их преступления. По меньшей мере ответственные за самые ужасные преступления должны быть преданы суду. Если нет никакой надежды на справедливость, беспомощная ярость виктимизированных групп населения может превратиться в нарыв, не поддающийся «лечению временем». Политические лидеры-демагоги прекрасно понимают силу этой ярости и с удовольствием эксплуатируют ее, привлекая пострадавших обещанием коллективного отмщения. Как и травмированным индивидуумам, травмированным странам нужно вспоминать, скорбеть и раскаиваться в своих ошибках, чтобы избежать повторения подобных событий[654].

После окончания диктатуры и войны диалектика травмы часто проявляется как яростная борьба вокруг вопроса о безнаказанности. Преступники, совершившие массовые политические преступления, могут по-прежнему удерживать власть даже после того, как их основная деятельность была пресечена, и они совершенно не заинтересованы в публичном обсуждении правды. Напротив, они всячески стараются сохранять тайну и свирепо сопротивляются любым попыткам призвать их к ответу за совершенные преступления.

Боясь перспективы международного суда, преступники часто становятся крайне агрессивны. В своих действиях они используют те же методы запугивания и обмана, которыми некогда пользовались, чтобы править своими жертвами. Когда вновь избранные правительства в Южной Европе, Латинской Америке, Центральной Америке и Южной Африке пытались разоблачить политические преступления недавнего прошлого, они встречались с яростным отпором. Преступники делают все, что в их силах, чтобы уйти безнаказанными. Они требуют амнистии – политической формы амнезии.

Под угрозой возобновления насилия в одной стране за другой разыгрывался конфликт между знанием и незнанием, голосом и молчанием, вспоминанием и забыванием. Чтобы поддержать доставшийся дорогой ценой мир, хрупкие новорожденные демократии часто подчинялись требованиям и объявляли амнистию, хоть и пытались избежать полной утраты памяти. В Латинской Америке многие страны допустили составление официального отчета о нарушениях прав человека, но отказались от попытки предать преступников суду. В бывшей Югославии международное сообщество поддержало учреждение трибунала по военным преступлениям, но оказалось не готово арестовать и привлечь к суду обвиненных военных преступников. В Южной Африке официально учрежденная Комиссия правды и примирения назначила ограниченный период времени, в который преступникам будет дарована амнистия в обмен на публичное признание. Эта сделка основана на негласном убеждении, что если уж нельзя добиться полной справедливости, то публичное признание истины важнее, чем наказание преступников. Однако принцип ответственности перед законом не был в этом случае полностью нарушен, поскольку правительство недвусмысленно заявило о своей решимости преследовать политических преступников, которые не сознаются добровольно. Результат этого недавнего эксперимента по социальному исцелению еще не определен[655].