Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

Вновь на наших глазах разыгрывается диалектика травмы[667]. Стоит вспомнить, что это не первый в истории случай, когда те, кто внимательно слушал травмированных людей, подвергались испытаниям. Не будет он и последним. В последние несколько лет многим клиницистам пришлось столкнуться с теми же тактиками преследования и запугивания, которые долго испытывали на себе народные защитники женщин, детей и других притесняемых групп. Мы, сторонние зрители, должны заглянуть в себя, чтобы найти малую толику того мужества, которое требуется жертвам насилия изо дня в день.

Некоторые из этих нападок откровенно глупы; многие довольно опасны. Но как бы они ни пугали, само их существование – неявная дань уважения силе целительных отношений. Они напоминают нам, что создание защищенного пространства, в котором люди, пережившие травму, могут рассказать свою правду, – это акт освобождения. Они напоминают нам, что свидетельствование истории, пусть даже не выходящее за пределы этого убежища, – это акт солидарности. А еще они напоминают нам, что моральная нейтральность в конфликте между жертвой и преступником невозможна. Как и все прочие сторонние наблюдатели, терапевты иногда вынуждены выбирать сторону. Тот, кто остается с жертвой, неизбежно встретится с неприкрытой яростью преступника. Для многих из нас нет и не может быть большей чести.

Джудит Льюис Герман Февраль 1997 г.

Эпилог к изданию 2015 года

Часть I. Травма

Эта книга была впервые опубликована более двадцати лет назад, в ту эпоху, которая теперь кажется в Соединенных Штатах временем утраченной невинности. Холодная война завершилась, и США одержали победу. Некоторые ставшие излишними инструменты подпольной войны были свернуты. Поговаривали даже о «мирных дивидендах» – освободившихся деньгах, выделенных ранее на милитаристские нужды, ставшие теперь неактуальными. Их можно было бы потратить на здравоохранение и образование, дороги и мосты – все те проекты, которые обеспечивают процветание, единство и развитие гражданского общества. На Четвертой международной конференции по положению женщин в Пекине первая леди Хиллари Клинтон заявила: «Права женщины – это права человека». И, безусловно, наша страна отстаивала права человека. Или нам так казалось.

Но были зловещие предзнаменования. Внутри Соединенных Штатов тюрьмы становились новым символом расового притеснения, поскольку миллионы людей, в основном представителей цветной молодежи, становились заключенными. Большинство угодили в жернова бесконечной войны с наркотиками, и вопиющее неравенство, проявляющееся в арестах, преследовании и приговорах, укрепляло глубокие межрасовые противоречия[668]. Тюрьмы или улицы становились последним прибежищем и для многих людей с тяжелыми психическими заболеваниями, поскольку система медицинских и психиатрических услуг для самых уязвимых граждан была «оптимизирована» и продолжала рушиться[669].

Затем грянула наша национальная травма, 11 сентября 2001 года, разбив вдребезги коллективную фантазию о неуязвимости. В ответ государство предприняло новую и (на момент написания этого эпилога) кажущуюся бесконечной серию войн за границей. Терроризм сменил коммунизм в роли заклятого врага, с которым следовало бороться везде и всюду. Система государственной безопасности потихоньку разрослась до прежде немыслимых размеров, и печально известные тюрьмы под названием Гуантанамо и Абу-Грейб[670] затмили статую Свободы, став для всего мира новым символом нашего государства[671].

Если нужны еще какие-то доказательства в подтверждение психологического допущения «ужас затмевает разум», то вторжение в Ирак, страну, никак не связанную с террористическими атаками 11 сентября, может служить для него идеальной иллюстрацией. Расширяя военные действия США и отвлекаясь от сравнительно ограниченной цели в Афганистане, президент Буш и его окружение развязали войну в Ираке при пособничестве Конгресса и прессы. Это было сделано вопреки обилию доступной в то время информации, которая противоречила официальному государственному нарративу, и вопреки всемирным демонстрациям протеста. Вскоре наши войска оккупировали две страны, Афганистан и Ирак, ничего не зная о населяющих их народах, не зная их языков, не умея ни определить четкую задачу, ни отличить вооруженного противника от гражданского населения.

Очевидно, десятилетняя война во Вьетнаме не научила нас ничему, кроме одного: свободные граждане будут возражать против ведения жестоких и очевидно бесплодных карательных войн; если призывать их в армию, они будут присоединяться к антивоенным движениям и выходить на улицы. Поэтому наш правящий класс решил отменить призыв и опираться на профессиональную контрактную армию.