Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

Сражения в Ираке и Афганистане, так же как и деятельность секретных тюрем ЦРУ, и тайная слежка, стали чуть ли не подпольными: вневедомственными, необъявленными, неофициальными. Законопослушное население могло продолжать заниматься своими делами, ничего не зная или не проявляя интереса к зверствам, совершаемым от его лица и во имя национальной безопасности армией США или легионами наемников, не носивших никакой формы. Активное пособничество специалистов в области права давало возможность сделать вид, что военные преступления – это никакие не военные преступления. Активное участие представителей врачебных профессий, особенно психологов, в садистских ритуалах «допросов с пристрастием» позволяло сделать вид, что пытки – это не пытки[672]. Таким образом, государственными делами начала заправлять диссоциация.

Возвращавшимся на родину солдатам, которые приносили с собой в мирную жизнь неизгладимый опыт участия в военных действиях, предстояло самостоятельно и по мере сил перекрывать громадную пропасть между знанием и незнанием, военной и гражданской жизнью. В рассказе писателя и ветерана морской пехоты Фила Клэя «Передислокация» главный герой, сержант морской пехоты, сардоническим тоном описывает множество несообразностей в своем возвращении на родину после семи месяцев в Ираке:

«Мы взяли всю мою надбавку за участие в боевых действиях и хорошенько прошлись по магазинам. Вот так Америка борется с террористами».

Сержант, вымышленный персонаж Клея, чувствует себя отчужденным от гражданских отчасти своим моральным негодованием, из-за того что они не разделили с ним в достаточной степени его жертвы.

Но есть еще одна причина для этого чувства отчуждения: он страдает посттравматическим стрессовым расстройством.

«Итак, вот что происходит. Жена берет тебя с собой в Уилмингтон. Когда ты в прошлый раз был на городской улице, твой головной морпех шел по обочине дороги, проверяя улицу впереди и осматривая крыши перед собой. Морпех позади него проверяет окна на верхних этажах зданий… и так далее, пока твои ребята не будут держать под контролем всю улицу. В городе миллион мест, откуда тебя могут убить… В Уилмингтоне у тебя нет взвода, нет боевого напарника, нет даже оружия. Ты в десятый раз тянешься за ним, но его нет… Там, на улице, люди ходят мимо окон, как будто так и надо. Люди, которые понятия не имеют, где находится Фалуджа, в которой погибли трое из твоего взвода. Люди, которые провели всю свою жизнь “в белом[673]”»[674].

Поскольку военные конфликты тянулись год за годом, уже сама численность демобилизованных ветеранов гарантировала, что цене войны придется уделить какое-то общественное внимание. Термин посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР, занявший теперь место в диагностическом каноне, также стал общеизвестным. В статье для New York Times майор армии США Дэймон Армени описывает свои переживания таким образом:

«Представьте себе, что половина вашего сознания говорит вам, что вы в зоне боевых действий, вас атакуют, что вы должны принять меры, чтобы защитить себя, а другая половина говорит, что нужно просто остановиться и дышать. Вы не понимаете, что из этого реально, а что нет».

Признавая сильное чувство стыда, побуждавшее его скрывать свои симптомы годами, Армени объясняет решение высказаться публично: