Травма. Невидимая эпидемия

Один пациент сказал мне, что готов отказаться от врача, если тот хочет помочь, но отказывается поделиться чем-нибудь о себе. Мне кажется, многие думают так же. Ясно, что ты не вылечишь травму, если относишься к людям как к вещам. Или как к проблемам, от которых нужно поскорее избавиться. Нам нужны врачи, которые видят, что мы тоже люди. Нам нужно, чтобы они были самими собой. Кроме того, в помогающие профессии идут не для того, чтобы прятаться от людей в беде. Они жаждут помогать людям и хотят облегчить их страдания. Только вот система здравоохранения – в том числе в области психического здоровья – не может их поддержать.

Доктор, я уже умер, а у вас и так много дел

Когда я учился, у меня был один пациент. Он был уверен, что умер. Буквально, он был на сто процентов уверен, что уже скончался, а его тело просто еще этого не поняло.

Он был удивительно вежлив для мертвеца. Он не сопротивлялся физическому осмотру. Разве что возмущался тем, что я занимаюсь какими-то глупостями – как если бы какой-то доктор-чудак осматривал мертвое тело, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Кажется, он жалел меня и думал, что я какой-то дурачок. Он произносил фразы типа: «Столько лет в медицинской школе, а ты осматриваешь мертвого?», «Когда ты наконец поймешь, что я умер?», «Когда меня догадаются отправить в морг, ты все равно будешь приходить и измерять мне пульс?». Это звучало забавно, но он действительно думал, что его уже забрала смерть.

Мы понравились друг другу. Мы поладили, но мне никак не удавалось ему помочь. Потому что таблетки и терапия против синдрома Котара (да, у этой штуки есть название) – это как нож против танка. Этот диагноз может проявляться по-разному, но именно про убежденность в собственной смерти пишут в учебниках и рассказывают на лекциях по психиатрии. Хотя в практике она почти не встречается. Это был очень редкий случай.

Он винил себя за то, что тратит мое время. Однажды он очень по-доброму и почти без раздражения мне посочувствовал: «Доктор, я уже умер, а у вас и так много дел!» Но он не отказывался от помощи, потому что не хотел, чтобы у меня были неприятности. Он был очень приятным человеком, но, к сожалению, у него совсем не было друзей. У него не было семьи, он жил один на крохотную пенсию. Он любил смеяться, шутить и в целом был очень милым, только вот эту энергию негде было реализовать. Мне так и не удалось поколебать его веру в собственную смерть. Так что больница отправила его домой, где он сидел один, наедине с этой верой.

У меня нет деталей его истории. Я не знаю, была ли в ней травма. Однако я знаю, что одиночество само по себе способно травмировать. Может быть, если никто не придает тебе никакого значения, ты действительно начинаешь верить, что уже умер.