- Погодите-погодите. Забирать товар из участка - выходит, я тоже куда-то еду?
- Выходит.
- А что если я не хочу?
- Думаю, мы можем прибавить 20 процентов к вашему вознаграждению по такому случаю.
- А что если я совсем не хочу?
- Тогда можете идти. Но в таком случае я не уверен, что мы вас пригласим в следующий раз. Не уверен, что вас
Глупый напыщенный толстячок со стандартным набором ораторских приёмов! Да я теперь пошла бы с вами за бесплатно. Теперь, когда все на взводе, никто не представляет, где именно их желанный товар, и как его достать... Вот это я понимаю - работа. Есть много способов поджечь мой напалм.
Я опоздала.
Так, значит, вот кто это был. Растрёпанная девчонка в спортивном костюме, с огромной дырой в груди. Незнакомка. И рассыпанное ровными линиями вокруг стекло. Когда ты умерла, всё прекратилось.
Опоздала. И последняя ниточка к этому волнению потерялась вместе с тобой. И почему всё, на что я когда-либо надеялась, всегда заканчивалось на каких-то... девчонках? Я чувствую, как две короткие прядки на висках - совсем маленькие, у них даже нет номеров - пытаются меня растормошить: гладят по шее, ушам, щекочут нос. Но я ни на что не реагирую, у меня по щекам текут слёзы, вся влага выходит наружу - я высыхаю изнутри и ничего не могу с этим поделать. Все мои каналы разом забились душной ватой, остался один, и из него и течёт тонкой струйкой то, что осталось от меня. Я сама стала - грустный пересыхающий поток, зависший на карнизе на высоте одиннадцатого этажа, последние мгновения, прежде чем перельётся через край и превратится в водопа-а-а...
Стоп.
На окраине сознания зажглась тусклая терпкая искорка, погасла. Ещё одна - медленно движется по периферии. Маленькая точка, еле заметная - но я знаю: это она. Она, не имеющая никакого отношения к этому мёртвому телу, окружённому дорожками битого стекла. Она снова ожила, и во мне забилась жизнь, живая кровь заструилась по жилам вместо того, чтобы выливаться наружу. Теперь я стала большим радаром, чёрным кругом со скользящей по часовой стрелке зелёной линией. Искру непросто нащупать, она то приближается, то удаляется, и к душе то приливает жизнь, то отливает... С ней нужно играть в горячо-холодно. Открываю глаза и делаю шаг вперёд. Теперь я не разобьюсь. Я уже не водопад.
Полицейский участок - место, где открываются и закрываются двери. Вообще, не знаю, как здесь кто-то кого-то замечает. Камеры повсюду, но перед ними проходит поток карманников, проституток, разносчиков пиццы, расхлябанных офисных ментов в штатском... Блайта всё-таки решили оставить снаружи, иначе пришлось бы соображать на его бандитскую рожу наручники. И я тоже могла остаться, но чёрта с два. Когда это я отличалась осторожностью. Чёрта с два.
Мы шли по очередному увешанному дверями коридору вчетвером - я, старикан, его человек и человек волосатого, в такой же кожанке. Ещё одно преимущество, которое обеспечил себе этот хитрюга. Не знаю, правда, зачем он сам пошёл в самое пекло. Значит, действительно "очень важная сделка". Так или иначе, мы шли - размашистым, нарочито небрежным шагом, как киногерои.
Хранилище находилось на полуподвальном этаже - ещё одна дверь, с затянутым стальной сеткой окном. Мы вошли в тесный "вольер" из такой же сетки, посреди которого было вырезано окошко с широким прилавком. Стоящий за ним небритый мужик в чёрной бейсболке нахмурился и опустил глаза.
- Чёрт бы вас побрал.
Полицейский с видимым усилием поднял стоявшую под прилавком чёрную сумку и с грохотом опустил её на столешницу. Лицо старика на миг скорчилось в гримасе. Ого, и у него тик.
- Давай сюда.
Годдар потянул ручку на себя. Щёлк. Треск.
- Стойте. Мне нужно вернуть сумку, нельзя так просто взять и забрать вещдок.
- Вот, держи такую же - с муляжом внутри. Внешне не отличишь.
Полицейский неохотно отпустил ручку. Что это было, когда один потянул, а второй засопротивлялся? Как будто по голове приложили - несколько секунд подряд я видела всё, но как будто ничего не понимала. Может, это всё ещё та зелёная дрянь с позавчерашней вечеринки? Но раньше от неё было по-другому...
Старик наконец получил свою сумку - и вправду ровно такую же, как та, с которой он пришёл, разве что гораздо тяжелее: теперь ему приходилось поднимать одно плечо для равновесия и идти слегка вразвалку. Человек волосатого кивнул полицейскому.
- Двести девятнадцатая. Можешь не возвращать, они без конца теряются.
В воздухе блеснул ключ.
Невада вслед за остальными шла обратно по тому же людному коридору.
- Глушилки хватит минуты на четыре. Нужно включить её, засунуть внутрь - и быстро к выходу.
- Почему всегда этим не пользоваться?
- Я не обещал, что она вообще сработает. У них новые металлоискатели на входе, кто знает, что они там понаделали.
Малик и волосатый всё переговаривались, а старик шагал молча, лавируя между идущими навстречу.
- Двести девятнадцать.