Травница

Вот и с Сергеем так. Он же, по женским представлениям, — несчастненький. Поэтому хочется всё время за ним ухаживать — и гладить по голове. Хочется подбадривать и даже клятвенно уверять, что всё будет просто отлично.

— Ну что? Этого хватит? — спросил Вадим.

— Конечно! — отозвалась я.

— И он правда будет от этого спать?

— Некоторое время — да.

— Почему некоторое?

— Скоро начнётся выщелочивание… Э-э… Вадим, вы спокойно переносите описание чисто… э-э… как сказать… Ну, про раны? А некоторые мужчины не очень.

— Нормально переношу, — улыбнулся он.

— Ну вот. Скоро начнётся выщелочивание гнилой плоти (я снова остановилась подозрительно взглянуть на него: не морщится? Не падает ли, чего доброго, в обморок? И с облегчением увидела его серьёзное лицо), а это процесс очень болезненный. Без обезболивающих уколов здесь не обойтись. Если честно, я и сейчас-то даже не представляю, как он терпит эту боль.

— Он сильный человек, Оля, — спокойно сказал Вадим. — Вытерпит. Особенно зная, что всё-таки встанет на ноги.

— Спасибо, что сказали, — вздохнула я. — А то мне порой самой страшно за него.

Он улыбнулся мне и ловко скатал полотенце, чтобы не выронить ни одной шишки.

Всё. Больше на волосах Сергея я не зацикливалась. Теперь я знала про материнский инстинкт — точнее, вспомнила, и в будущем станет гораздо легче общаться с ним.

Андрея на асфальтовой дорожке не было. Только Сергей дожидался нас. И у колёс его кресла сидел серьёзный Стах. Вадим сгрузил свёрток с шишками хмеля на колени Сергею. Помня об инстинкте, я уже спокойно посмотрела в лицо Сергею и нагнулась погладить Стаха. А когда выпрямилась, моя ладонь снова оказалась в ладони Сергея. Он посмотрел на меня тоже спокойно, но чуть насторожённо, будто говорил: ты же не думаешь, что я забыл, как мне хорошо, пока твоя ладонь греет мою? Я незаметно вздохнула. Ну ладно, грейся. Хотя ладонь у него тёплая…

Обошли дом — и я сразу не поняла: что произошло? Что-то изменилось в облике большого красивого здания. Но что? И лишь когда подошли ближе, ахнула. Пока мы полдничали, возле лестницы, в три-четыре ступеньки, появился пандус. Довольно широкий, с перилами по бокам, а главное — не слишком крутой!.. Сергей победно ухмыльнулся — и, расслабив пальцы и выпустив мою ладонь, поехал к пандусу. Мы с Вадимом — за ним. А на крыльце появился вытирающий полотенцем руки Андрей и слегка встревоженно стал смотреть, как Сергей медленно, словно прислушиваясь к хорошо подогнанным доскам и проложенному на них линолеуму, вкатился на крыльцо.

— Как тебе, нормально? — спросил Андрей, чуть улыбаясь.

— Неплохо, — отозвался Сергей и оглянулся назад. — Чего встали? Посмотрим, какой сюрприз ожидает нас в доме.

Ещё один сюрприз? Заинтригованная, я поспешила вслед за ним.

Ух ты… Ещё один пандус, ведущий ко второму этажу. Проложен чуть не вкруговую по всему помещению, но того стоит. Сергей медленно, словно примериваясь, въехал на начало и покатил кресло дальше. Кое-где он пускал в ход моторчик — так я узнала, что у него кресло не просто механическое. Наконец Сергей очутился на втором этаже, у начала лестницы.

— Свобода попугаям! — довольно сказал он.

А я вдруг вспомнила, как тётю положили в больницу. На второй день её надо было отвезти на второй этаж, чтобы сделать снимок ног. И две медсестры, санитарка и я на подхвате втащили кресло с тётей на этот второй этаж. На руках. Две лестницы. И тётя не из худеньких… Про пандус в этой больнице не только речи нет. Нет даже обычной бетонированной дорожки, чтобы кресло вкатить. А тут… Да… Хорошо быть богатым… Напоследок вспомнились туалетные помещения хирургического отделения, текущие краны; страшные, влажные, с облезшей краской стены…

— Оля! — позвал Сергей. — Поднимись! — А когда я оказалась рядом, он спросил, пристально глядя на меня: — Почему ты так посмотрела на эту лестницу — на пандус? Что тебе не понравилось в ней?

За мной не пропадёт. Я выложила все горестные мысли, которые возникли при виде пандуса, сработанного за время нашего полдника, и пошутила:

— Когда я это увидела, мне захотелось создать тайный революционный кружок, где можно было бы призывать к революции, чтобы свергнуть!.. Ну, в общем, ты понял.

— Глупо, — спокойно сказал Сергей. — Вместо того чтобы создавать нечто разрушающее, легче, разбогатев, сразу исправить то, что требует ремонта.

— В смысле благотворительностью заняться? — теперь усмехнулась я.

— Во всяком случае, это действенно. Ведь пока ты организовываешь кружок, пока к чему-то там призываешь, ты могла бы уже употребить собственное богатство, чтобы исправить хоть что-то. Всё упирается во время.

— А ты? — с любопытством спросила я. — Ты занимаешься благотворительностью?

— Неофициально, — загадочно ответил он. И развернул кресло в свои апартаменты. Он не приглашал, поэтому я пожала плечами и спустилась к себе…

Мне это понравилось: пусть даже про себя сказать — к себе.