Травница

Господи, какой же он тяжёлый… Я еле сидела на кровати, сдерживая безвольное тело. Неужели он и в самом деле заснул? Боясь потревожить, я осторожно повернула голову — щекой скользнула по его щеке. Спит… И — да!.. Да, я бессовестная! Но его волосы касаются моего лица!.. Вспыхнув от странного чувства радости и торжества, я осторожно расцепила пальцы и, прикусив губу, медленно, со всеми предосторожностями провела ладонью по длинным светлым волосам… Не пошевельнулся. И я уже смелей погладила его по голове, улыбаясь от счастья — пусть всего лишь во сне мне доведётся погладить его по голове, потрогать его волосы… Серёжа, пусть тебе будет хорошо, как мне сейчас…

Снова сцепила пальцы — и с выдохом погнала тепло в ладони, разогревая его кожу на плечах, прижимая его к себе, чтобы побыстрей согрелся весь. И — чувствуя щека к щеке, как теплеет его холодное влажное лицо.

Трава "гусиных лапок" и хмель вокруг нас уверенно сплетались в странную беседку, в прорехах которой вдруг повысовывались изящные головки ромашки с острым пряным запахом, пахнуло холодным ароматом мяты; показались листья, похожие на крапивные, но словно припорошённые туманом, — пустырник.

Я бездумно посматривала на листья, на цветы, на столик напротив, на котором валялись небрежно брошенные туда вещи; на окно, видимое отсюда, в котором только ощущался белый лунный свет, но хорошо виден кусочек неба — в серых облаках и тучах…

Сергей становился всё более тяжелым, и в какой-то момент я почувствовала, что больше не могу сдерживать его веса… Но главное сделано… Травяная волна оказалась такой сильной, что я точно знала: она сняла его боль.

Застывшая беседка трав и цветов дрогнула, когда в её переплетения зашуршали дубовые листья, обвивая мои руки, — помочь уже мне. И тогда стало понятным ещё одно: я просто обязана удерживать Сергея ещё какое-то время, пока мне не подскажут, что хватит. И я продолжала обнимать безвольное, но уже тёплое тело из последних сил…

… Зелёная беседка внезапно поредела. Я успела увидеть, как быстро, словно живые, расплетаются, убегая, ветви, и услышала: в соседней, общей, комнате раздался какой-то стук, затем — отчётливо слышные в ночной тишине торопливые шаги… Последние плети хмеля соскользнули вниз — странным, медленным движением приподняв ноги Сергея, оплели их — и расплылись, пропали.

Дверь в комнату распахнулась.

— Ольга?! Вадим, она здесь!

— Тихо-о… — зашипела я на них, совершенно обалдевшая: это не сон?!

— Как ты здесь…

— Тихо — говорю. Помогите мне его уложить. Я сейчас свалюсь, больше не могу…

Андрей в два шага оказался возле кровати — следом за ним Вадим. Подхватили Сергея за плечи. Длинная прядь белых волос ласково скользнула по моей онемевшей от напряжения ладони… Я перевела дух.

— Подождите, — зашептала я, вспомнив вдруг, как хмель обвился вокруг ног Сергея.

Вскочила с кровати и всё-таки чуть не свалилась, зашипев от боли. Ноги затекли… Ничего. Пробежалась на будто распухших, отдающих сотнями острых уколов ногах до столика, который рассеянно до сих пор созерцала, подхватила две "думки" и подушечку, от которой резко пахнуло хмелем, и понеслась снова к кровати. Убрала большие мягкие подушки с изголовья и велела терпеливо ждущим парням:

— Кладите его — головой на маленькие, ногами — на большие, чтобы под коленями.

Господи, как хорошо, что они такие сильные!.. Быстро положили спящего Сергея так, как я сумбурно, не совсем внятно сказала, поправили ему ноги, укрыли одеялом. Я поправила подушечки под головой Сергея, вытащила пряди волос, чтобы не мешали ему повернуться, если что… В суете снова мягко — незамеченной — и с наслаждением провела по светловолосой голове ладонью… Поглядела на него, как лежит: вынужденно на спине, зато уснул глубоко. Только и сказала:

— Пусть теперь спит. Пошли?

Уже наверху лестницы, убедившись, что белого волка нигде не видно, я поняла, что замёрзла сама. Сжала ладонями локти, и меня зябко передёрнуло.

— Холодно? — спросил позади Андрей.

— Ага… — откликнулась я и, взявшись за перила, медленно принялась спускаться.

Он догнал меня и велел, заглянув в лицо:

— Иди прямо на кухню. Сейчас горячего чаю из термоса налью — согреешься.

Уже на кухне в большую чашку чая я вцепилась, согласная обниматься с нею, пока не остынет. От всякого печенья отказалась сразу и с удовольствием отпивала глоточками горячую жидкость, чувствуя, как внутри постепенно начинает теплиться мягкий покой, отчего зажатое до сих пор внутренним холодом тело постепенно разжимается.

Андрей, кажется, только что встал — босиком, в наспех надетых мятых штанах и футболке. Зато Вадим будто и не ложился — в джинсах, в рубашке с коротким рукавом, привычно подтянутый и уверенно спокойный — в отличие от немного всполошённого Андрея. Он-то, Вадим, и спросил у меня, с удовольствием запив чаем съеденное печенье:

— Оля, а как ты оказалась у Сергея? Прости, если что, за такой прямой вопрос.

Расстроенный явной бестактностью, Андрей насупился на него… Помолчав, я неуверенно сказала: