Требуется чудо

— Да ничьи не лучше. Они просто разные, понимаешь, разные. Есть пространство Эвклида и есть, например, пространство Римана, и глупо выяснять, какое лучше.

— У Римана, помню из физики, посложнее…

— Дело не в сложности: для каждого пространства свои законы, свои задачи, свои ответы в учебнике.

— Интересно, из какого ж это я пространства?

Валерия засмеялась.

— Тебе интересно?.. Ты из нашего пространства, из земного, из привычного, — потянулась к нему, обняла, голову на плечо положила.

Александр Павлович чуть отодвинулся: курить ему было неудобно. А разговор почему-то раздражал.

— Я такой же, как они, Лера, я трепач и бездельник, и мой уровень отлично укладывается в их координаты. Что ты во мне нашла?

Она резко отстранилась, почему-то слишком резко, будто он задел что-то больное.

— Я ничего в тебе не искала.

— Но ты же со мной?

— Саша, давай расставим все точки. Мы не дети. Тебе — под сорок, мне — за тридцать. Ни ты, ни я слово «любовь» в разговорах не упоминали, так? Мы вместе, потому что нам так хочется, потому что пока, — она подчеркнула это «пока», — нам хорошо вместе, потому что легко, нет никаких проблем… Я не знаю, как там у тебя, в цирке, а у меня в институте проблем хватает, хватает нервотрепки — это, увы, не от меня зависит. Но то, что зависит от меня, я делаю так, как я хочу, понимаешь?.. Я живу так, как я хочу. Я воспитываю Наташу так, как считаю нужным. Я встречаюсь с теми людьми, кто мне приятен или интересен. Я тебя не вижу сейчас, но не кривись, не кривись, не будь ханжой. Ты ведь не ханжа, верно?.. Я знаю: тебе со мной… как бы сказать… любопытно, что ли. У тебя не было таких, как я, да?.. Ты умный человек, Саша, ты любознательный, ты меня изучаешь. Я не против. Но и тебе хорошо со мной. Пока. И от нас зависит, чтобы это «пока» продлилось как можно дольше. Ты меня понял, Саша? Ты согласен со мной?..

Самое противное, думал Александр Павлович, что она права. Она абсолютно точно определила ситуацию, спорить бессмысленно, но рутинная инерция заставляла его говорить не то, что он думает, а то, что положено.

— Ты цинична…

— Да, цинична. Но и ты не ангел. Ты — мужчина, я — женщина, мы вместе. Что еще?

— Ты не женщина.

Валерия опять засмеялась — легко и коротко.

— Женщина, женщина. И ты это знаешь лучше других… — быстро, вскользь поцеловала его в щеку, выскочила из машины. Дверь держала открытой, и боковые ночники чуть освещали ее улыбающееся лицо. — Таких женщин пока — единицы. Ох как много еще бабы в женщине, как много!.. Но скоро совсем не будет. И все станут как я.

— Не дожить бы, — буркнул Александр Павлович.

— Доживешь, куда денешься… — хлопнула дверью, вернув темноту в салон, зацокала каблучками по асфальту, крикнула невидимая: — Завтра — как обычно, идет?..

Александр Павлович еще посидел немножко, «переваривая» услышанное, докурил очередную сигарету — что-то много курить стал, пачки в день не хватает! — и уехал домой.

…А сейчас он перебирал в памяти мельчайшие подробности разговора, взвешивал их на своих «внутренних» весах — конечно же, наиточнейших! — и сам себе удивлялся. Почему? Да потому что ничего, кроме злой обиды на Валерию, он не ощущал, примитивной мужской обиды. Как так он, прошедший огни и воды, — и вдруг потерял инициативу, выражаясь спортивным языком — «отдал свою игру». Свою! Ведь то, что сказала Валерия, много раз мог произнести он и не произносил только потому, что не умел быть откровенным циником, всегда играл с женщинами в этакое солидное благородство… И ведь как четко она его раскусила: любопытно ему с ней — точное слово. И другие слова — тоже точные: хорошо ему с ней, легко…

За окном на ясень — или что же это все-таки за дерево? — полез драный рыжий кот. Он лез споро, иногда оглядываясь вниз, и Александр Павлович оторвался на секунду от своих горьких мыслей и заглянул в окно: что кота напугало? Под деревом гулял рабочий с медведем на цепочке. Медведь, помня, что он не в манеже, ходил на четырех лапах, тяжко переваливался, нюхал землю и не обращал на кота никакого внимания. А кот, дурачок, решил, что медведь только за ним и гонится…

«Кто за кем гонится?.. Никто ни за кем не гонится… А если гонится, то не за кем, а за чем. А за чем?..»

Александр Павлович медленно встал и заходил взад-вперед по тесной гардеробной, пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль, еще даже не осознанную, не понятую. Но он был уверен, что она, эта мысль, чрезвычайно важна сейчас, что поймай он ее, «оформи», как говорится, — и все с ним и с Валерией будет в порядке, все уладится… Он ходил и тупо повторял: кто за кем гонится? кто за чем гонится? кто куда гонится? — и вдруг остановился, пораженный очевидной простотой решения.