Требуется идеальная женщина

Багажа у нас не было, и мы быстро купили билеты на ближайший рейс до Венеции, что позволяло нам попасть в ресторан «Иль Франчезе» как раз перед закрытием. В любом случае мы не собирались там ужинать; все, что нам требовалось, это информация о владелице. В аэропорту было много народу, все-таки был вечер пятницы, и, пока мы ждали начала регистрации, Мишелю захотелось сравнить цены в аптеках аэропорта со своими. Осматриваясь, я зацепилась взглядом за мужчину, очевидно итальянца, который, жестикулируя, разговаривал по телефону. На нем был шерстяной гранатовый костюм с розовым кармашком, в тон не костюму, а ремню алого, почти лососевого цвета. На ногах у него были бордовые мокасины, сшитые из мягчайшей кожи, наводящей на мысли о гимнастической гибкости. Мне стало интересно, о чем он говорит, но приблизиться к нему я не смогла, потому что вернулся Мишель с кипой журналов и путеводителей по Венеции, хотя я предупреждала его, что нам будет не до посещения достопримечательностей.

— Ты, детка, как хочешь, но лично я обязательно поеду посмотреть на муранское стекло.

Мужчина в гранатовом костюме исчез в толпе японских туристов, и мне вспомнилась Юко. Потом я решила почитать женский журнал, купленный для меня Мишелем. Девушка на обложке была одета в целомудренную белую блузку, доходившую ей до бедер. При этом ниже на ней ничего не было. На первый взгляд казалось, что она просто забыла надеть брюки — как во сне, когда едешь в метро и вдруг понимаешь, что ты без лифчика. Но подпись под фотографией гласила: «Пятьдесят женщин, одетых лучше всех в мире». Заинтригованная, я листала страницу за страницей, все больше убеждаясь, что эти якобы прекрасно одетые женщины производят впечатление ненормальных, настолько кошмарные на них шмотки и настолько ужасно они на них сидят. На обложке вполне можно было написать: «Пятьдесят городских сумасшедших», и никто не удивился бы.

— Ты ничего не замечаешь? — спросила я Мишеля и показала ему несколько страниц.

— Реклама как реклама.

— Тебе не кажется, что в этих картинках есть что-то странное?

— Да вроде нет.

— Девушки рекламируют автомобили или шампунь, но посмотри, они же не умеют нормально улыбаться.

— Что ты называешь нормальной улыбкой?

— Если мне нравятся новые колготки или попадется особенно вкусный кусок грюйера, разве я так улыбаюсь?

— Надо сказать, что ты вообще нечасто улыбаешься.

— Мишель, прошу тебя, сосредоточься. Вот, приоткрытые губы. Полузакрытые глаза. Слегка раздутые ноздри. Это тебе ничего не напоминает?

— Нет. — Мишель все еще не понимал, к чему я клоню.

— Да смотри же, — сказала я, сделала губки бантиком и приставила к щеке указательный палец.

— У тебя что, зуб болит? — забеспокоился Мишель.

— Да нет же! Я изображаю женщину, испытывающую наслаждение. Взгляни вот на это фото. Неужели ты веришь, что у женщины, которая душится, может быть такое выражение лица? Реклама требует, чтобы модели показывали себя читательницам в момент оргазма, то есть заставляют их демонстрировать всему миру то, что должно оставаться сокровенным.

— Что ты на меня кричишь? — возмутился Мишель. — Я, что ли, в этом виноват?

— Если задуматься, у нас на каждой улице висят щиты с изображением женского оргазма.

— Не преувеличивай.

— А теперь хотя бы на полминуты представь себе обратную ситуацию. Такой же рекламный щит, но на нем изображен мужчина: с вздувшимися на шее жилами, перекошенным ртом и выпученными глазами. Он настолько счастлив примерить новые джинсы, что того и гляди кончит. Тебя не затошнило бы? Только честно?

— Терпеть не могу, когда ты говоришь пошлости, — сказал Мишель, глядя на меня печальным взглядом.

Возможно, он уже пожалел о своем решении ехать вместе со мной в Венецию. И сейчас задавался вопросом, не свихнулась ли я окончательно.

— Ты же знаешь, я очень рад, что ты со мной, — примирительно сказал он и ласково накрыл своей ладонью мою.

— Пассажиров рейса Эр-Франс шестьсот тридцать четыре, вылетающих в Венецию, просят пройти на посадку, — проворковал женский голос.