Требуется идеальная женщина

К счастью, в дверь позвонил Тьерри и сообщил мне радостную весть: Жюли выписывают из больницы. Врачи решили, что ее состояние значительно улучшилось и для полного восстановления ей теперь требуется только солнце, тепло и прогулки по марсельским каланкам[6]. Тьерри сказал, что на несколько дней отвезет жену в Марсель, где он снял для нее номер в отеле, а мне предложил на прощание в последний раз навестить ее в клинике.

— Должен тебя предупредить. Ей прописали новое лекарство, из-за него она стала немножко агрессивной. Кстати, отвези ей книжек, — добавил Тьерри. — Ей будет приятно.

Я так обрадовалась, что сразу бросилась к своему книжному шкафу. Это напомнило мне времена, когда я тщательно выбирала, что почитать сыну на ночь, чтобы он уснул. Я придавала огромное значение выбору самых увлекательных историй, которые давали бы пищу его детскому воображению. Но в один прекрасный день я осознала, что самое большое впечатление на него производили те сказки и рассказы, где действовали исключительно герои-мужчины. Только они. Я поняла, что сама внушала ему мысль о том, что женщины героинями быть не могут и от них никогда ничего не зависит.

Второе совершенное мною открытие заключалось в том, что я читала ему по вечерам те же книги, какие взрослые читали в детстве мне самой. Мне нравилось быть матерью потому, что это позволяло вернуться в те давние годы, почувствовать во рту вкус тех слов, что я девочкой слышала от родителей. Тогда же мне стало ясно, что и мое воображение сформировали исключительно мужские персонажи. Рыцари Круглого стола, древнегреческие боги, библейские герои, герои бретонских или японских сказок — все эти вымышленные истории заставляли меня ощущать себя представительницей не того пола, к которому я принадлежала, а противоположного. Потому что вопреки распространенным представлениям пятилетняя девочка, которой читают про Одиссея, воображает себя вовсе не Пенелопой; ей совершенно не интересно по ночам распускать то, что она соткала днем, — вот скучища! О нет, девочки мечтают быть Одиссеем. Они тоже хотят сражаться с чудовищами и изобретать хитрости, чтобы послушать, как поют сирены. Наш формирующийся мозг питается той же пищей и следует тем же моделям, что и мозг мужчин. Без всяких на то оснований мы причисляем себя к славной семье героев и усваиваем ценности рыцарства, дружбы и чести. А потом, довольно скоро, наступает день, когда нам говорят, что мы должны быть еще и женщинами. А это значит — никаких приключений. И тогда некоторых из нас охватывает глубокая печаль. Другие, к счастью, испытывают радость. Но и тем и другим очевидно, что перед ними лежит какой-то новый путь. Их ждет новое странствие. Все наше детство мы отождествляли себя с мужчинами и вдруг должны переметнуться на сторону женщин. Подобная метаморфоза происходит с каждой девочкой, которая открывает для себя новые пейзажи и иные ценности — нежность, хрупкость, скромность, спокойствие и элегантность. Большинство мальчиков были бы не способны на подобный переход.

Приехав в больницу с полной сумкой книг, я узнала, что Жюли опять перевели в другую палату, на другом этаже. Она показалась мне какой-то усохшей, как будто из нее откачали лишнюю воду, особенно с лица. Но я не успела сказать ей об этом, потому что Жюли немедленно принялась ругаться. К ней только что приходила коллега с работы, некая Виктория, и Жюли страшно на нее разозлилась.

— Она специально явилась трепать мне нервы! — бросила она.

И пояснила, что Виктория руководит у них в компании отделом из десяти человек и у нее четверо детей, причем их всех, уточнила Жюли, она родила сама. Дети беспрекословно ее слушаются, потому что ослушаться ее нельзя по нескольким причинам: Виктория по воскресеньям играет в теннис; Виктория носит кашемировые пуловеры, в вырезе которых иногда мелькает лямка шелкового бюстгальтера; у Виктории потрясающая грудь, а говорит она с акцентом, заставляющим мужчин терять голову, потому что она испанка.

— Лично я предпочитаю итальянский акцент, — осмелилась вставить я, чтобы дать Жюли передохнуть.

— Но разумеется, — сказала она, — как бы я ни старалась, тут я ничего не могу поделать.

— С чем поделать?

— С испанским акцентом! Единственный выход — переехать в другую страну, чтобы мой французский акцент воспринимался как экзотика. А что, бросить все и сбежать в Испанию! — сказала она, намазывая маслом ломтик хлеба — я пришла во время завтрака. Потом она презрительно посмотрела на свой бутерброд и натужно рассмеялась: — Ха-ха-ха!

— Ты что, хочешь, чтобы я встретилась с этой твоей Викторией и сфотографировала ее для конкурса? — спросила я.

— Если ты это сделаешь, я тебя убью! — ответила Жюли и ткнула в мою сторону тупым ножом.

Я объяснила, что пошутила. В любом случае я больше слышать не желала об этом конкурсе.

— Всегда у тебя так. За все хватаешься и ничего не доводишь до конца.

— Разве это я виновата? Ни одна идеальная женщина не соглашается фотографироваться.

— Ты просто не умеешь найти к ним подход.

— И камера у меня сломалась.

— Она у тебя не единственная.