Требуется идеальная женщина

— Хорошо, — сказала я, глядя ей в глаза. — Я вас спрашиваю.

— Простите?

— Я спрашиваю вас в лоб.

И я объяснила ей, что узнала ее, что с первого дня поняла, что участвую в осуществлении ее нового творческого проекта, и это мне льстит, но по зрелом размышлении пришла к выводу, что обязана сказать ей правду — в конце концов, я тоже художник. Мариам немного помолчала, потом взяла лист бумаги и стала писать рецепт. Но прежде чем протянуть листок мне, спросила:

— Вы ничего особенного не заметили?

— В каком смысле? — пробормотала я.

— Посмотрите на меня хорошенько.

— Смотрю.

— Я черная, — выговаривая каждый слог, произнесла она.

— И?.. — обиженно спросила я.

Это был единственный раз, когда Мариам говорила со мной о себе, словно хотела убедить меня, что она не устраивает передо мной маскарад. Она рассказала о своем детстве в Бретани, о своих приемных родителях, владельцах колбасной лавки, которые удочерили ее младенцем. Родилась она в городе Фор-де-Франс, на Мартинике, и не имела ни малейшего отношения к Софи Калль. Затем она дала мне рецепт, на котором было написано: «Сходить на прием к психиатру».

— Но я хочу, чтобы меня консультировали вы! — воскликнула я.

— Мне кажется, вам требуется лечение по классической схеме.

— Это просто стечение обстоятельств! — возразила я. — Обещаю, что больше со мной такого не повторится! Честное слово, я не параноик! Даже наоборот! У меня пронойя!

— Что-что?

— Пронойя — это явление, обратное паранойе. Можно сказать, что это своего рода философия или невроз с противоположным эффектом, основанный на вере в позитивную конспирологию. У меня, например, часто возникает ощущение, что, вопреки видимости, стихии объединяются не против меня, а в мою пользу. Если, скажем, я опаздываю на поезд, я говорю себе, что и не должна была на нем ехать, потому что в дороге со мной случилось бы что-нибудь нехорошее. Или если меня не пригласили на какое-нибудь мероприятие — я уверена, что там была бы скука смертная, и мне надо радоваться, что я туда не попала.

Она засмеялась. Я почувствовала, что она смягчается, и продолжила чуть ли не на коленях умолять ее не бросать меня. Мне совсем не хотелось снова очутиться один на один с молчаливым психоаналитиком, который никогда не даст мне ни одного совета. Я нуждалась в ней, она не имела права бросать меня под тем предлогом, что я немного ошиблась. В конце сеанса Мариам разрешила мне приходить к ней — при условии, что я буду держаться в рамках. Я дала обещание, что больше никогда не стану принимать ее за кого-то другого, и осталась ее пациенткой. Я хожу к ней уже больше четырех лет.

— Как поживаешь? — спросила Мариам серьезно, но не напористо, тоном, каким обычно разговаривают с близкими.

— Ужасно, — ответила я и рухнула в кресло.

Пересказывая ей свое приключение с Джорджией, я вдруг осознала, что в последние два дня моя жизнь приняла странный оборот. События наползали одно на другое, складываясь в вектор, который явно куда-то вел, но вот куда?

Мариам задала мне массу вопросов, на которые я старалась отвечать с максимальной точностью. В результате она пришла к выводу, что, если я хочу снова увидеться с Джорджией, вариантов у меня не так много. Мне следует еще раз сходить в тот отель, где мы с ней познакомились, — судя по всему, она регулярно в нем останавливается. Надо написать еще одну записку со своими координатами — если первая потерялась, вряд ли потеряется и вторая, или это будет уж какое-то невероятное невезение. Мариам посоветовала мне поговорить с Франсуа, барменом, открыться ему и попытаться привлечь его на свою сторону. Не исключено, что он сообщит мне фамилию Джорджии.

— Потом останется только ждать, — заключила она.

— Понимаю, — протянула я, не скрывая от Мариам разочарования.

— Подумай еще. Может, вспомнишь какую-нибудь деталь, по которой сумеешь ее найти?

— Ну конечно! Она же рассказывала мне! У нее есть подруга, которая держит в Венеции ресторан.

— Свяжись с ней. Она наверняка даст тебе номер ее телефона.

Сердце у меня забилось чаще, и я почувствовала, что снова оживаю. Оказывается, ключ с самого начала был у меня в руках, а я о нем забыла. Я воспринимала эту самую Веронику как врага, а на самом деле она была моей союзницей. Мариам права, и странно, что я сама не додумалась до такой простой вещи. Она выписала мне рецепт и сказала, что я должна ей тридцать евро наличными. Мы поговорили полчаса. На листке, который она мне протянула, я прочитала: «Есть рыбу. Не приходить ко мне, пока не найдешь Джорджию».

— А если я никогда ее не найду? — растерянно спросила я.

— Значит, это наша последняя встреча, — веско произнесла Мариам.

Жесткость ее последнего заявления ввергла меня в замешательство. Может, она меня проверяет? Хочет убедиться в моей искренности? Подчеркнуть важность наших отношений? Или дает мне понять, что моя затея глупа и бессмысленна?

— Ты знаешь правила, — выпроваживая меня, сказала Мариам.

Мне оставалось только попрощаться.