Требуется идеальная женщина

Я набралась смелости и прервала их разговор вопросом, знают ли они Веронику, владелицу ресторана французской кухни в северной части Венеции. Их лица просветлели. Разумеется, они знают ее и даже лично с ней знакомы. Рыженькая сказала, что она обязательно должна сегодня прийти, юноша ее пока не видел, старичок минуту назад разговаривал с ее мужем. Я сделала глубокий вдох, для храбрости опрокинула бокал коктейля «Спритц», протянутый мне мальчиком в ливрее, и продолжила фланировать между гостями, чувствуя себя как в детской игре «холодно — горячо»: чем дальше от сада и ближе к столу с напитками, тем ощутимее становилось «тепло». Вероника явно была где-то рядом. В толпе мелькнул Мишель: он что-то горячо обсуждал с хозяевами дома — хозяйка сидела в инвалидной коляске. Как я поняла, он приносил им извинения за то, что непрошеным явился на прием. Они убеждали его, что он вполне достоин присутствовать на вечеринке и быть в числе их друзей. Тут появился Жерар Рамбер и с озабоченным видом сказал мне, что не нашел человека, с которым собирался увидеться, а потому уходит домой — здешняя публика наводит на него тоску. Внезапно в саду стало не протолкнуться, как будто люди возникали прямо из-под земли. Я заметила вдалеке мужчину в стеганой жилетке и кислотно-зеленых, в желтизну, джинсах, похожего на известного фотографа; впрочем, я могла ошибаться. Дабы развеять свои сомнения, я решила подойти к нему поближе. Он разговаривал с каким-то типом, явно пьяным в стельку; несмотря на то, что уже стемнело, тип так и не снял темные очки; вокруг головы у него была на японский манер повязана бандана. Они обсуждали кого-то из общих знакомых.

— Он тогда был лысый, — сказал один.

— Не понимаю, зачем он якшался с этими уродами, — добавил второй, тот, что был навеселе.

Оба засмеялись, вероятно вспоминая какую-то давнюю историю. Потом они вдруг повернулись ко мне, очевидно приняв меня за кого-то другого.

— Привет! Как дела? — И оба по очереди чмокнули меня в щеки.

Мужик в жилетке воспользовался моим появлением как предлогом и смылся, а парень в бандане пустился в бесконечный монолог о бросившей его подружке. Эта женщина, утверждал он, в момент оргазма закрывала лицо, что свидетельствовало не в ее пользу, кроме того, она наотрез отказывалась пить, потому что боялась, опьянев, утратить над собой контроль. Он рассказал, что ее звали Наташа, но он назло называл ее Наташеттой, что у нее щель между зубами, которая по примете должна приносить счастье, но ей почему-то не приносила, что она ела сэндвичи с огурцами и с грибами, что левая грудь у нее больше правой и что больше всего на свете она любила глотать таблетки и принимала кучу лекарств: для роста волос и для крепости ногтей, а еще мочегонное, а еще — каждое утро — аспирин для профилактики рака, наконец, она завела манеру роскошествовать и требовала водить ее на ужин в пятизвездочные отели, то в «Гритти», то в «Даньели», то в «Бауэр». Но однажды он увидел, как она плачет, и это так ему понравилось, что он испугался. Рассказывая мне все это, он без конца подзывал официанта и требовал джин-тоник без тоника. За компанию с ним пила и я, так что очень скоро мы оба прилично набрались. Когда он умолк, я воспользовалась образовавшейся паузой и сказала, что ищу одну повариху по имени Вероника, но он повернулся ко мне спиной и, отправляясь на поиски очередной жертвы, бросил мне:

— Я очень боюсь, что граница между самопознанием и чистым нарциссизмом у тебя совершенно стерта.

Я сильно опьянела. Мне казалось, на меня со всех сторон наваливается небо. Я хотела найти в толпе Мишеля, но опасалась сделать хоть шаг. В ушах вдруг возник громкий гул, как будто все гости одновременно принялись кричать. Я словно очутилась в гигантской разноцветной ванне и не понимала, почему вокруг так шумно. Может, в саду заиграл оркестр? Сердце заколотилось быстро-быстро, наливаясь радостью и кровью; мое большое наивное сердце, которое я носила в себе как слишком яркую драгоценность, мое тяжелое сердце готово было уйти в пятки, потому что издалека на меня смотрела женщина с бесконечной шеей и андрогинной фигурой, женщина с телом саламандры, коричневато-золотистым, как картина Климта, одетая в брюки от Оззи Кларка и жилет в блестках. Из-за ее внезапного появления все перепуталось у меня в голове, словно случилось какое-то происшествие, непонятно, хорошее или плохое, зато я точно знала, что я — живая, потому что она улыбалась мне, эта женщина, воплотившая в себе всех женщин мира, протягивала ко мне руку и звала меня к себе сквозь толпу, чтобы поцеловать. Этой женщиной была Джорджия.

Джорджия