Требуется невеста, или Охота на Светлую

Не сразу до меня доходит, что музыка оборвалась. Оборвался шепот, и все сейчас смотрят в нашу сторону, обозревая эту немую и очень выразительную сцену. Мне хочется куда-нибудь провалиться, на худой конец, просто ненадолго уйти в обморок. Жаль, я не актриса, и все, что сейчас здесь творится, – не сценарий какого-нибудь мелодраматического фильма. Приходится остаться в себе и стараться не встречаться с Фелисией взглядом. Подозреваю, что от ее улыбки и следа не осталось.

Зато Лита продолжает улыбаться, почти смеется, словно совершила какую-то шалость, и кажется такой довольной, что я уже готова предположить, будто она это сделала нарочно, если бы не возраст моей дочери.

Как чувствовала, что не следовало брать ее к Хоросам.

– Мелочь растерялась. – Ксанор приходит в себя первым и подхватывает Мариселу на руки, громко заявляя: – Папа – это я, а вон тот мрачный тип – твой будущий дядя. Запомнила? Папа, – указывает на себя, после чего переводит взгляд на своего окаменевшего брата. – Дядя. Видишь, как все просто?

– Папа, – смеется Лита, упрямо указывая пальчиком в сторону Гаранора.

Тут уж я понимаю, что мне не поможет ни бутылка шнайса, ни обморок. Об этом пикантном происшествии обязательно напишут в газетах – такую сенсацию не оставят без внимания. Не знаю, что станет с рейтингами его величества, а от моих нервов точно ничего не останется.

Уже не говорю о нервах Фелисии…

Один Ксанор, кажется, чувствует себя превосходно, как это ни удивительно, ну и, собственно, Лита. Глаза у дочери сияют, и у этой парочки явно все замечательно.

– Дети, – громко подводит итог темный, чтобы его услышали все гости, – что с них возьмешь?

Следующей в себя приходит Оли. Негромко кашлянув, берет сестру под руку и начинает тараторить:

– Ой, Фели, а помнишь, ты собиралась показать мне картину того художника? Как же его звали… Мы с тобой буквально на днях его работы обсуждали.

Сонорина Сольт вздрагивает:

– Наварро?

– Да, точно! Покажешь?

– Пойдем, – выдавливает из себя улыбку Фелисия и, извинившись перед нами, уходит с сестрой.

К счастью, музыканты вспоминают, за что им платят, и зал снова наполняет легкая классическая музыка. К гостям возвращаются манеры, и от нас наконец отворачиваются. Праздник продолжается. То тут, то там мелькают официанты, приглашенные вдохновенно общаются, но я все равно продолжаю ощущать бросаемые в нашу сторону украдкой взгляды. Липкие, неприятные, от них начинает зудеть кожа и колет виски.

Общество обоих Хоросов – это даже хуже, чем общество одного Гаранора, поэтому я забираю у жениха дочку и, выдав что-то вроде:

– Пойду… припудрю с Литой носик, – сбегаю из зала для приемов.

По дороге меня перехватывает Дина.

– Это сейчас что такое было? – Глаза у нее, как две коллекционные монеты, каждая номиналом в сто дрейхов.

– Ты почему ее отпустила?!

– Да она сама вырвалась, – растерянно оправдывается няня. – Как увидела вас, так сразу к вам и помчалась. Я лишь на секунду отвлеклась. А как тут не отвлечься, когда вокруг такая красота!

– Предлагаю полюбоваться красотой в ванной, пока у меня голова от всего этого не взорвалась.

Нам везет (хоть в чем-то): ванную комнату, не уступающую размерами моей спальне, мы находим в два счета и запираемся в ней. Я – чтобы перевести дыхание, Дина – чтобы излить на меня свои эмоции.

– Какое крутое место! И все это… ну ладно, половина всего этого скоро будет принадлежать тебе, Лен. О-бал-деть!

– Это еще не точно, – отвечаю, подтягивая Лите колготки и поправляя розетки на лаковых туфельках дочки.

– Ма! – счастливо улыбается мой ребенок, пытаясь дотянуться до мыльницы, в которой лежат разноцветные кусочки мыла в форме морских ракушек и рыбок. – Ыба!!!

– А вот теперь ты решила вспомнить о маме… Откуда вообще взялся этот «папа»?

– Саноль, – беззаботно отвечает Лита и снова тянется за мылом.

Санолем она называет младшего Хороса, но слово «папа» при нем не произносила ни разу.

– Ну так и просилась бы на руки к Ксанору, – вздыхаю я расстроенно. – При чем здесь вообще Гаранор? Что на тебя нашло?

– Саноль, – повторяет малышка и таки хватает золотую рыбку.

– Ле-е-ен, а что значит это твое «еще не точно»? – тем временем возвращается к злободневной теме Дина. – Ты ведь выйдешь за Хороса?

– Не знаю, – отвечаю коротко, забирая у дочки мыло, пока та не решила его попробовать.

– А зачем тогда эта помолвка?

– И этого я тоже не знаю.

– Лен… – Няня хмурится.

Мне хорошо знаком этот ее взгляд, поэтому я решаю сбежать до того, как Дина выпустит в меня новую обойму вопросов.

– Не спускай с нее глаз, – прошу, стараясь, чтобы в голосе проскальзывали и строгие нотки.

Прежде чем Дина успевает мне что-либо ответить, я сбегаю теперь уже из ванной комнаты, лихорадочно размышляя, куда бы податься. По-хорошему, надо вернуться к гостям, но ноги не несут. С трудом добираюсь до холла и останавливаюсь возле лестницы, не решаясь войти в зал.

А ведь это только начало вечера. Боги, дайте мне силы пережить его продолжение! И ночь… тоже пережить. Довести до конца то, что все-таки решила довести.