Требуется влюбленное сердце

– Дарья Юрьевна, – сказала Лена, поняв, что Жильцова так и будет продолжать свою игру, если не прижать ее фактами. – Мне кажется, что всем будет намного проще, если вы перестанете ломать комедию и расскажете мне правду. Вы не прервали своего знакомства с Алексеем Полосиным, вы переписывались с ним весь этот год, и сюда он прилетел с единственной целью: расставить все точки и сподвигнуть вас на решительный шаг. Это явно следует из ваших писем к нему и из его писем к вам. Не думаю, что стоит дальше утверждать, что вы незнакомы.

– Каких писем? – Вот тут голос Жильцовой дрогнул, в нем появились истерические нотки.

– Электронных, Дарья Юрьевна. Вот таких. – Лена протянула ей распечатку одного из писем, и Жильцова, протянув руку, взяла его.

Пару минут она вчитывалась в строчки, и выражение ее лица постепенно стало удивленным и растерянным:

– Ничего не понимаю… я никогда не писала этого письма.

– Кто имеет доступ к вашей почте?

– Никто. У нас не заведено копаться в личной переписке.

– Кто-то мог получить доступ к вашему почтовому ящику?

– Я не знаю… в принципе, сейчас не составляет труда взломать пароль, если нужно, но… я не представляю, кому бы это могло понадобиться. Этим ящиком я не пользовалась очень давно, даже сама уже пароль не вспомню. Для работы использую другой.

– Вы хотите сказать, что давно не проверяли этот ящик?

– Я так и сказала! Представления не имею, кому мог понадобиться мой адрес, кто вообще мог от моего имени писать письма кому бы то ни было!

«Я ей не верю, – думала Лена, делая пометки в ежедневнике. – Не могу объяснить, это что-то иррациональное, но я чувствую, что она врет. Надо у компьютерщиков узнать, можно ли пользоваться чужим ящиком так, чтобы владелец не заметил. Хотя… наверное, если Жильцова действительно не пользовалась ящиком сама, то вполне могла не заметить писем в нем. Тогда другой вопрос: кто писал? Зачем делал это? Хотел скомпрометировать Дарью? С какой целью? Шантаж? А что… годная версия, кстати, – денежки-то в семье водятся».

– Дарья Юрьевна, у вас или вашего мужа могут быть недоброжелатели, способные доставить вашей семье неприятности?

– Неприятности? Вы называете обвинение в убийстве неприятностями? – Жильцова старалась держать себя в руках, но в голосе помимо ее воли прорывались нотки истерики.

– Понимаю, как это звучит. Но если вы утверждаете, что не писали и не получали эти письма, а они, как мы обе видим, существуют, тогда кто мог это сделать?

– Я не знаю! Не знаю! У нас нет врагов, мы никому не переходили дорогу, живем, как все! Витю не интересует никто и ничто, кроме семьи и работы. Мой бизнес таков, что по определению… – Здесь она осеклась, поняв, наверное, что не стоит называть модельное агентство райским уголком, где все любят друг друга.

Лена внимательно слушала, стараясь понять, натуральные ли эмоции сейчас демонстрирует Дарья. Но глаза молодой женщины выражали такое несчастье, что у Лены внутри шевельнулось чувство, похожее если не на жалость, то на сочувствие – точно. Она видела, что Жильцова неплохо умеет контролировать себя, однако на самом деле она очень напугана, растерянна и убита арестом мужа и обвинениями, ему предъявленными. Совершенно очевидно, что она любит супруга, верит ему и убеждена, что Виктор не мог совершить убийство. Но факты – вещь упрямая, и даже эксперт Никитин заявил, что удар вполне мог быть нанесен Жильцовым – он был существенно выше и, схватив Полосина за плечо и надавив на него изо всех сил, заставил того согнуть ноги под тяжестью тела, после чего и ударил в область печени.

– Дарья Юрьевна, я прекрасно понимаю ваше состояние, – мягко произнесла Лена. – Очень страшно узнать о таких тяжелых обвинениях в адрес близкого человека. Так помогите мне доказать, что ваш супруг не делал этого. Давайте постараемся вспомнить какие-то странности, происходившие в последнее время: может, звонки какие-то, угрозы, попытки несанкционированного доступа к почте и соцсетям, если вы ими пользуетесь. Может быть, ваш муж стал вести себя как-то иначе?

Жильцова только кусала нижнюю губу, силясь не заплакать, и отрицательно трясла головой.

– Дарья Юрьевна, никто, кроме вас, не сможет рассказать мне о вашем муже, вы понимаете это?

– Понимаю, – выдавила она. – Но мне нечего вам сказать. Витя никак не изменился, ничего не произошло, мы были счастливы – и все в один миг оборвалось. Я не знаю, почему это произошло, но чувствую – здесь что-то не так. Витя не мог, понимаете? У него не было причин убивать этого Алексея.

– Это все эмоции, Дарья Юрьевна, – вздохнула Лена, – и их к делу не пришьешь. А вот переписка с вашего почтового ящика – реальность, которая, увы, косвенно говорит о том, что у Виктора Жильцова имелся веский повод не любить господина Полосина. Мотив, иными словами. Ревность.

– Вы думаете, что он их читал? – прошептала Дарья, глядя на Лену с ужасом и отчаянием.

– Вчера я показала ему одно из писем во время допроса.

– И… как он отреагировал? – задохнувшись, спросила Жильцова.

– А вы как думаете?