Требуются герои, оплата договорная (СИ)

«Катя — везучая как черт. Чтобы не случилось с ней, все оборачивается к ее выгоде», — определила врачиха. Ее никто за язык не тянул, она могла выразиться иначе. Тем не менее, сформулировала мысль именно так: «Катя — везучая как черт. Чтобы не случилось с ней, все оборачивается к ее выгоде». По градации, подсказанной Ивану Ивановичу профессиональными гадалками и экстрасенсами, он не гнушался любых источников информации, «как черт» и «все» соответствовали высшей категории удачливости. Уровень Трюхиной — «всегда» — котировался на позицию ниже. Вдобавок Трюхина эксплуатировала свой фарт, а девчонка нет. И, следовательно, могла накопить приличный потенциал нереализованной, позитивной энергии.

Объяснять хитрую технику пацанам Петьке, Кольке и Пашке мудрый Иван Иванович не желал. Молоды больно. Кроме личных неурядиц ничего в жизни не знали. Да, друзей теряли. Но друзья, не родные. После смерти сына он готов был поверить в любую хренотень. И мог убедить в ней любого.

— Ваша Катя втягивает нас в круговорот своего везения. Она выиграет у Трюхиной непременно. И Янку вытянет! И вас Ирина Сергеевна с нашим Петром поженит!

Кравец смерил Устинову удивленным взглядом. Он и не заметил, что у друга появилась невеста.

— Да, ладно, тебе, дед, — смешался Олейник. — Что ты такое говоришь…

— Дело говорю. Не вооруженным же взглядом видно, что у вас любовь. Или я не прав?

— Прав! — признал Петр.

— Павел Павлович, — издалека крикнул Половец, — гонец от Тяпина прибыл, фотографии доставил.

Кравец дернул кадыком и спросил Устинову.

— Что скажете, Ирина Сергеевна? Знаете кого-то? — в мужском голосе звучала мольба.

Борис Устинов

Мысли — емкие субстанции; достаточно мгновения и жизнь промелькнет перед глазами.

Звенел от раннего зноя май. Четвертого числа, на рассвете Борис въехал в город. Простился с майором, проводил взглядом серый ланос, позвонил домой.

— Как Катя? Здравствуй. Скоро буду, — очередность фраз отражала состояние духа.

— Ох… — только и вымолвила мать.

— Я вот что придумал…

Мать не протестовала, не соглашалась, лишь приняла к сведению сообщение. Тоска и горечь звучали в ее голосе.

Ближе Ольги Морозовой у матери не было никого. Без мужей, один на один с миром, женщины стояли друг за друга горой. Мы живем стаей, сказала Катя в детстве. Стая! Слово точно обозначило связь семей. Бывало, делили один кусок мяса на двоих детей. Бывало, сидели вчетвером на одну зарплату. Лечились, праздновали, отдыхали, бедствовали — все всегда вместе, рядом, плечом к плечу. С твердой уверенностью в сердце — подруга не подведет, не бросит в беде, выручит.

С этой верой тетя Оля и ушла из жизни, думал Борис, оставила Катерину на наше попечение. Он устраивал дела, сидел на телефоне, хлопотал.

— Мама, найди Катин спортивный костюм, пару футболок и свитер, — Ирина Сергеевна безропотно исполнила указание сына.

Жалеть мать не хватало времени и сил. Пока он добирался домой, масштабы беды не представлялись столь угрожающими. Катя молчит, улыбается, сказала мама по телефону. Он старался не думать, как она молчит и улыбается. Увидев, замер пораженный. Катины глаза полыхали чудным огнем, полнились искренней чистой радостью; на губах трепетала светлая усмешка. Такие глаза и усмешки бывают у монахинь, променявших греховную суетность на кристальную благодать веры и у фанатиков, мечтающих подвигом обрести посмертную славу. У нормальных здоровых молодых женщин не бывает и не должно быть таких улыбок и глаз.

Катя не собиралась в монастырь, не спешила свести счеты с жизнью. Она просто не захотела страдать и спряталась от трагической реальности в идиллический самообман на грани безумия.

— Она не ест, не пьет, только смотрит телевизор и улыбается, — пожаловалась мама.

— Да, да, — отмахнулся Борис, боясь понять до конца смысл слов.

Его появление Катерина встретила странным возгласом. Всю дорогу до одичалой избушки в заповедном лесу, Борис пытался сообразить, что значило Катино:

— Наконец — то!

Понимание настигла на пороге нового жилища. Как ни глубоко погрязло в радужных топях сознание Кати, его, Бориса, ждала она в эти горькие дни, к нему рвалась из плена химер.

— Милый, — обрушилась новая беда. До роковых выстрелов в лесу, Катя ни разу не назвала его по имени, не показала, что понимает, кто он такой. — Где мы?

— Мы дома.

«Наконец — то. Милый. Где мы?», — Устинов судорожно вздохнул. Он правильно сделал, что привез Катю в эту глушь. Ему одному она сказала больше, чем маме и Степану за три дня. Перспектива обнадеживала и оправдывала все. Даже горе Степана.

Мама потом рассказала: обнаружив исчезновение Катерины, Степан впал в стопорное состояние. С трудом, совладав с собой, спросил:

— Катя это сделала по доброй воле или Борис увез ее насильно?

На самом деле ни о доброй воле, ни о насилии речь не шла. Катя была похожа на куклу. Живую куклу. Борис взял ее за руку, сказал: «пошли» и она покорно шла за ним.

— Где они? — несчастный, обманутый в своих ожиданиях, Богунский еще надеялся на что-то. Напрасно.

— Понятия не имею…

— Какой у Бориса номер мобильного?

Каждый имеет право на свой шанс.