Едва джип тронулся, Борис закрыл глаза и захрапел. Однако настороженный взгляд Богунского чувствовал даже сквозь закрытые веки, Сван и на этот случай выдал инструкции. Словно разбуженный собственным храпом, Борис встрепенулся, удивленно оглядел пространство салона и обессилено растянулся на заднем (сознательно выбранном) сидении. Теперь, когда Степа не видел его лица, можно было и расслабиться.
Дорога заняла минут сорок, как планировалось. В соответствии со сценарием произошла и встреча с «агеевцами». Не доезжая немного до нужного дома, посередине проулка, перегораживая дорогу, стоял запрещающий знак. Парень, в желтой жилетке поверх футболки, махнул Jeep рукой, веля тормозить.
— Какого черта… — начал было Степан.
Упало дерево, оборвало провода, ремонтники вот-вот приедут, пока надо в объезд… парень тараторил, не прекращая жевать жвачку, от чего не очень складная речь, становилась совсем невнятной. И все же суть дела была предельна ясна: джипу придется возвращаться на трассу и подбираться к нужному дому со стороны озера или вокруг леса. Другие пути перекрыты и останутся в таком состоянии еще часа два.
— Холера!
Скорректировать маршрут требовалось в первую очередь. Что бы ни случилось в дальнейшем, отправляясь в N-ск или куда-либо, Степану надлежало выбрать трассу, которую назначил для него Сван.
— От дома ведут дороги в 4-х направлениях. Две мы перекроем якобы из-за упавшего провода. Третью займет строительный вагон. Четвертая — единственная, останется свободной. Притормозить в нужном месте мы поможем, дальше — как карта ляжет, — сообщил на совещании главный стратег.
— Но Богунский может проверить соседние улицы.
История с аварией в электросети зияла прорехами. Белые нитки, шей не шей, не сводили концы с концами. Расчет строился на том, что наш человек, привыкший к рухнувшим деревьям, оборванным проводам и, главное, к нерасторопности ремонтных служб, не станет вникать в подробности происшествия. Зачем? Нормальное дело: отрезан подъезд к полусотне домов, эка, невидаль. Так было, есть, будет. На том стоим. На дураках и дорогах.
— Не проверит. — Сван не собирался убеждать, он действовал и рассуждал как профессионал и как профессионал не вкладывал в работу ни грамма эмоций. И оказался прав!
Внедорожник, пыхтя, дал задний ход, развернулся. Слава Богу, выдохнул Борис.
Катя.
– Как ты мог?!
День, злой проказник, продолжал дарить неожиданности. Пьяный в стельку Устинов, вцепившись в спинку переднего сидения, категорически отказывался покидать салон автомобиля.
София философски заключила:
— Мужики есть мужики, дикое племя. Не расстраивайся. Если до завтрашнего утра твой друг очухается — хорошо. Нет — не судьба ему директорствовать, извини, — оскорбленной поступью она направилась в дом. Катя, Степан и Борис остались у ворот. Устинов глупо улыбался, Богунский вопросительно взирал на Катерину. Та в немой досаде, наливалась гневом.
— Степан, отойди, пожалуйста, я попробую с ним поговорить, — попросила тихо.
— Бесполезно, ничего не соображает, — Богунский нехотя сделал пару шагов в сторону.
Катя присела на корточки перед машиной, постаралась заглянуть в серые туманные глаза.
— Борис, ты меня слышишь? — туман набрал гущи, начал преобразовываться в стекло, — Борька, нам надо N-ск.
— В N-ск, — повторил Устинов, — зачем?
— Я тебе потом расскажу, ладно?
— Сейчас давай.
— Ты не поймешь.
— Сама — дура. Впрочем, с тобой хоть на край света.
Катя беспомощно развела руками, призвала в помощники Степана.
— Что я должен сделать? — Богунский, высокомерный и снисходительный, в обиде и благородстве, цедил слова сквозь зубы.
— Как минимум не портить мне нервы! — не вытерпела Катя. — Ты ведь мне друг. Я могу на тебя положиться?
Друг пафосно страдая, изобразил лицом сложную гамму чувств, и уточнил, подгоняя ситуацию:
— Когда мы отправляемся?
— Сейчас, — Катя ушла в дом.
Борис.
Сван в кратком курсе молодого бойца внушал: оставляй за собой свободу маневра, не принимай навязанных извне схем. Ученье — свет. Пожиная плоды просвещения, Устинов вывалился из салона, качнулся нелепо, побрел к лесу.
— Ты куда? — в голосе Степана звенела ненависть.
— А…
Статус пьяного позволял не объяснять поступки, творить, что в голову взбредет.
— Борис! — взметнулось над лесом.
Он повернул обратно. Дом-крепость, железные ворота, забор. Сколько же в коттедже людей? Охранник у ворот, крепкая тетка по имени София и все? Вряд ли. Масштабы подготовки к операции, обилие машин, людей, крови, не позволяли рассчитывать на скромный финал.
— Борис!
Он сказал Свану:
— В нее стрелять не будут. Она нужна живая и здоровая. Я отвлеку их, она тем временем убежит. Вы заберете ее и уедете. Если, — слова давались с трудом, — я не справлюсь, если меня… — губы отказывались произнести страшное «убьют», — не дайте увезти женщину. Застрелите ее.
Брови советника дрогнули; удивленный отчаянной решимостью Бориса, Сван не удержался, присвистнул:
— Ого! Так не доставайся же ты никому?! Кровавая развязка жизненной драмы «любила — разлюбила»? Африканские страсти?
Устинов не ответил, не купился на дешевую подначку.