— Ты когда в Мексике партизанил, тут небольшая такая войнушка случилась, Мировая, может, слышал?
Панчо угукнул.
— Четыре империи под откос, на обломках десяток новых государств. А немцев все скопом били, вот они и отдали.
— А если они захотят вернуть свое? — не сдавался мексиканец.
Ося открыл было рот, чтобы возразить, но я успел первым:
— Захотят, непременно захотят. Помните драку в Берлине? Вот те, что в коричневых рубашках, уже захотели. А за ними и все остальные.
— Так никто ведь просто так не отдаст!
— Вот именно, Панчо, вот именно. Европу ждет еще одна большая война, и как бы не пострашнее прошедшей.
В кровати Ося долго ворочался и думал — куда же еще страшнее? И зачем? Германию побили, обо всем договорились, но Джонни почему-то считает иначе, а Джонни это голова. Да еще его намеки на грядущий антисемитизм… Да ну эту Европу к черту, пусть сами разбираются! Ося твердо решил заработать миллион в Америке и забыть все войны, укрылся с головой и заснул.
Следующий день прошел в бестолковых разъездах по Праге — никакого ЧКД в ней не обнаружилось, и только всезнающий портье предположил нечто невнятное. Сжимая в руках адресную книгу, я диктовал водителю абонированного на весь день такси новые и новые адреса, пока Панчо, которого заметно укачало, не процедил сквозь зубы:
— Ты порой хуже ребенка, Джонни.
После чего отобрал адресник, скомандовал таксисту «Америка, консулат!», стиснул зубы и откинулся со страдальческим видом на сиденья.
В посольстве на Тржиште Панчо ухватил первого попавшегося клерка и вытребовал у него контакты местного детектива, работавшего с дипломатами. После чего позвонил сыщику, договорился о встрече и выдал ему все данные, которые я вспомнил: Алексей Сурин*, русский эмигрант, техник, механическое производство.
Бывший полицейский обещал управиться за три часа, а ждать определил нас в ресторан «У короля Брабантского» по соседству с посольством. Свой гонорар чех отработал на все сто — нашел не только адрес дома, но и работу, и любимую пивную, и даже контакты девушки, с которой встречался Сурин.
Несколько обалдев от такой эффективности, я пригласил детектива на кофе:
— Как это вам удалось?
— Ничего сложного, — тщательно подбирая английские слова, ответил сыщик, — я проработал в полиции тридцать лет. Всего лишь наличие связей и знание, кому задать тот или иной вопрос.
— Тридцать лет? Солидно! — я аж присвистнул и слегка прищурил глаз. — А вы, случайно, не знали агента Бертшнейдера?
Чех невозмутимо поставил кофейную чашечку на блюдечко:
— Я знал двух Бертшнейдеров, один из них отравился жидкостью для ращения волос, а второй свихнулся на почве несчастной любви и выпрыгнул из окна. Оба никогда не служили в полиции. Может, вы неправильно запомнили фамилию?
— Может, и неправильно.
Сразу после кофе ожидавший таксист отвез нас на квартиру Сурина.
— Не стоит идти к нему втроем, я посижу в машине, — заметил Ося.
— Почему?
— Когда к одному приходят трое, это пугает.
— А двое не пугают? Хорошо, только давай не в машине, — Панчо оглядел улочку и ткнул в ближайшее заведени, — вон там, «У Круху».
— Я больше не могут жрать, — застонал Ося.
— А ты пиво пей. Пошли, Джонни.
Дверь открыл человек среднего возраста, но, приглядевшись, я понял, что первое впечатление обманчиво — Сурина делали старше слегка одутловатые щеки и обширные залысины.
— Мистер Сурин? Добрый день, я Джон Грандер-младший, вот моя визитная карточка, мы не могли бы поговорить?
Сурин с недоумением разглядывал визитку и визитеров:
— Прошу прощения, господа, я только что с работы…
— Тогда «У Круху»? Ужин за мой счет.
Ося и Панчо деликатно отсели за соседний столик, а я принялся убеждать…
— Как думаешь, он его уломает? — несколько громче, чем следовало, спросил Ося на англйском и отхлебнул смиховского пива.
— Смотря какой оклад предложит, — невозмутимо ответил тем же Панчо. — Хочешь пари?
Пришлось показать им за спиной кулак.
Сурин не желал уходить с работы (что неудивительно — эмигрант, только-только закрепился и снова бросай все), и мы договорились на будущее — пусть пока набирается опыта, а контракт подпишем, как только дело дойдет до строительства завода.
На утренний берлинский поезд чуть не опоздали — все Врхлицкие сады от гостиницы до самого вокзала заполняли прибывающие молодые люди и девушки в белых брюках, рубашках и юбках. Они разбирались по группам, над которыми вились красные флаги с белым вензелем.
— Вас ист дас? — тронул носильщика за плечо Ося.
— Сокольски слет, пан!
— Как бы нам в еще одну драку не влипнуть, — пробурчал Панчо, потирая только-только сошедший фингал.
— Это физкультурники, видимо, съезд у них, — припомнил я и скомандовал: — Вперед, если хотите ночевать в Берлине!
В столице Веймарской республики мы пересели в другой поезд — Штеттин, Данциг, Кенигсберг, потом еще в один…
— Не пойму, Джонни, — бурчал Ося, — за каким интересом тебе сдался этот Сурин? Я думал, он знает за радио, а он железками занят!