Поначалу у меня прямо опустились руки, настолько сильно в телеграммах читалась истерика оставленного «на хозяйстве» сотрудника — шеф, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает! Причем «мы ничего не трогали, оно само!» Но Ося заменил мне упрямство, а Панчо — ответственность, подпинывая в нужном направлении и не давая впадать в рефлексии.
Несколько часов наводящих вопросов и завуалированных угроз уволить всех нахрен раскрыли корень зла — неоправданную инициативу. В наше отсутствие контора провернула первую сделку — успешно, вторую — успешно, третью, четвертую… А раз все хорошо, почему бы не поднять ставки? И снова поперло, тем более, что такие маневры акциями мы проводили ранее, ничего сложного. Ну, кроме моего запрещения лезть в зону повышенного риска.
А ведь хочется отличиться, да еще удачные сделки внушили уверенность — на руках неиллюзорный шанс принести конторе доход куда больше ожидаемого! А там приедет барин, барин нас похвалит — повысит, или оклад увеличит или бонус выпишет.
Вот и полезли куда не следует — раскручивать собственную комбинацию. В аккурат в противофазе к брокерам Рокфеллера. Если бы миллиардер действовал «грубой силой», никто бы потуг нашей конторки не заметил. Но его люди запланировали «на тоненького» и наши относительно небольшие трепыхания заметно поломали им игру. Репутация у нашей конторки-то была, на нас поглядывали и другие брокеры, а что там происходило у Рокфеллера, поначалу никто не понял. Вот и получилось, что возникла своего рода «встречная волна», в результате чего доходы обеих сторон оказались существенно меньше ожидаемых. То есть налицо не злая воля, а неудачное стечение обстоятельств.
А такое на бирже каждый день — кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, nothing special, как говорят американцы. Но сотруднички наши, когда осознали, что натворили, ударились в панику и совершили гораздо более серьезную ошибку: кинулись извиняться.
Явка же с повинной, как известно, облегчает душу и увеличивает срок. До этого момента все выглядело как обычные колебания биржи — ну, не сыграло в этот раз, сыграет в следующий. А тут нарисовались виновные, на которых брокеры Рокфеллера с удовольствием повесили свою неудачу и с которых можно слупить компенсацию — если не деньгами, то сотрудниками, а в идеале проглотить наглую контору.
То есть после четырехчасового обмена телеграммами выяснилось, что все не так страшно, как представлялось — зуб на нас вырастил не дедушка Рокфеллер, а его брокеры. Мы выдохнули и короткими репликами в стиле картины «Ленин у прямого провода» принялись отдавать команды для разруливания ситуации.
Но все чуть было не сорвалось, когда вместо НЭПа включили диктатуру пролетариата. Социальное государство в раннем варианте: научно обоснованная продолжительность рабочего дня, профсоюзный контроль, инспекция по охране труда и все такое. Проще говоря, ночью телеграф для обычных граждан (включая интуристов) закрывали. При восьмичасовой разнице с Нью-Йорком это означало, что наши действия опоздают на сутки.
Схлынувшее было напряжение вновь взяло за горло — до закрытия оставалось пятнадцать минут.
— Ося, сделай что-нибудь! — оторвался я на секунду от составления очередной телеграммы.
— Скандал, чтобы стало весело?
— Что угодно, но чтобы мы могли работать дальше!
— Мистер Шварц, — наблюдавший за нашими метаниями телеграфист верно вычислил их причину, — если надо работать в ночную смену, идите к секретарю партячейки товарищу Гусеву, он на втором этаже, комната четыре.
— Он что, директор?
— Нет, но директор и председатель профкома без него ничего не решат.
Ося умчался и вскоре вернулся в сопровождении мужика в подпоясанной кавказским ремешком гимнастерке и почему-то в кожаном картузе с красной звездочкой. Суровая рожа и взгляд, как у Троцкого на мировую буржуазию, идеально дополняли облик. Я мысленно застонал, представив, как сейчас с нами поведут классовую борьбу, но все оказалось куда проще и свелось к тому, сколько платить за сверхурочные телеграфистам. Ося настаивал на стандартной ставке, товарищ Гусев требовал втрое, строго следуя недавнему лозунгу Бухарина «Обогащайтесь!».
Пока шла торговля, я наконец смог внимательно рассмотреть обстановку. Частично перестроенное лет десять тому назад, Управление городского телефона и телеграфа требовало как минимум косметического ремонта — понятно, что никто во время двух войн этим не занимался, а потом просто не хватало денег. В старых крыльях здания полно трещин и отвалившейся местами штукатурки, их закрывали многочисленные кумачовые полотнища и плакаты: «В ответ на угрозы империалистов, укрепим Красную армию, Флот, Красную Авиацию», «Вперёд, рабочая молодежь всех стран, под красное знамя», «Три завета Ильича — учиться, учиться, учиться — выполним!». Еще попадались здравицы Коминтерну и товарищу Зиновьеву, агитпроп от реально крутого до почти детских рисунков, на фоне чего терялись таблицы тарифов, деловые «Уходя, гасите свет!» или призывы вступать в потребкооперативы.