Трейдер. Деньги войны

Странно, что среди контрразведчиков так мало женщин — если они захотят что-то узнать, то узнают несмотря ни на что. Помню историю, как девица вычислила измену по смайлику — парень некстати прислал «поцелуйчик», извинился, дескать, промахнулся, тут же прислал другой. Она залезла в эмодзи, увидела что эти два отстоят довольно далеко друг от друга, то есть промазать можно только в том случае, если они оба рядом в строке недавно использованных. Значит, недавно посылал кому-то еще, ну и раскрутила всю историю…

А Таллула, оказывается, отслеживала мои появления в прессе… Но это никак не объясняло ее порывов.

— Погоди, какой, блин, медовый месяц? Что ты несешь? — тут лучше рубить сразу, не рассусоливая.

Она с растущим недоумением рассказала, что я признавался ей в любви, звал замуж, а еще практически изнасиловал и показала синяки от пальцев на бедрах. Судя по размеру, пальцы точно мои, да и во время первого захода никаких синяков не было…

Обещания оторвать руки репортеру из Трентона плюс история про мой лунатизм ее не очень-то убедили, Таллула ударилась в слезы и расстались мы сильно недовольные друг другом.

С этого момента все как под гору покатилось: уж не знаю, совпало так или согласовано, но нажим усилился на все наши компании. Всплыли и древние, еще довоенные конфликты отца с Рокфеллерами, про которые все и думать забыли, несколько контор на бирже начали играть против нас и жирной точкой стал расстрел одного из вагонов с концентратом. Вот просто тупо взяли и расстреляли из томпсонов, выпустив на землю тонн двадцать оранжевой жижи. Причем ни один соседний вагон не пострадал, то есть это очевидное предупреждение.

Тут, понимаешь, пятнадцать государств пакт Бриана-Келлога подписали, чтобы исключить войну как способ решения международных противоречий (три раза «ха» с высот XXI века), а мы втягивались в полугангстерский конфликт.

Отец за неделю осунулся и словно постарел лет на десять, Лавров сохранял спокойствие, но я видел, чего это стоит — у него еле заметно подрагивало нижнее левое веко. Мы строили линии защиты, когда отец вдруг потребовал от меня уехать из Штатов. На время, чтобы буря улеглась, чтобы меня ненароком не грохнули.

Вот уж хрен.

Если нас растопчут, мне-то пофиг — на том же апельсиновом соке проживу, пусть и с криминальным душком. А Ося, а Панчо? И такая злость меня взяла за все прошлые неудачи сразу! Ведь каждый раз я объяснял провал внешними причинами, а тут мне дали идеальные условия, и если я даже сейчас не вытяну, то, получается, дело именно во мне. Грош мне цена, как инженеру и бизнесмену, если не найду решения. Оставалось стиснуть зубы и карабкаться вверх, как уже делал неоднократно.

Первым делом я вытряс расклады из Лаврова, он даже несколько опешил от моей настойчивости, но расстановку обрисовал:

— Сложнее всего с экспортом концентрата. Атакует семья Беннини, но им интереснее договориться, чем побить все горшки и остаться ни с чем.

Потому как только поступил запрос на встречу, я согласился.

— Я с тобой, — одернул пиджак Панчо.

— Я тоже, — заявил Ося. — Я умею вести разговоры до людей.

Утром у Памела-корт остановился Chrysler Imperial 80L благородного бежевого цвета, с красными спицами колес и сияющими крылышками над хромированным радиатором. Из приехавшего вместе с ним Plymouth Q вышли два лба и скользнули по нам взглядами из-под нависших бровей. Один зашел в Chumley’s, второй подошел к «империалу» и взялся за ручку задней двери и открыл ее, только когда первый вышел обратно и кивнул.

Из машины вышел худой и невысокий человек с острым лицом, одетый с иголочки и благоухающий цветочным одеколоном — Сальваторе, глава семьи Беннини.

Тем временем мы втроем зашли в пустой Chumley’s через Бедфорд, дождались контрагентов и уселись за единственный стол, стулья с которого были сняты и расставлены вокруг. Тонкий портфель я положил чуть сбоку.

Сальваторе сел передо мной:

— Доброе утро, молодые люди, надеюсь, вы вправе обсудить сложности апельсинового бизнеса.

Я хотел было ответить, но у стены рядом со входом встали Амброзио Маццарино и тот белогвардеец с рассеченной бровью, которого вычислил Ося.

Глава 18 Процветание будет бесконечным

Сердце екнуло и провалилось ниже пяток — сейчас нас будут убивать и грабить. Правильно я не верил их политесам, доны корлеоны только в книжках и фильмах мудрые да справедливые, а на деле — бандиты и сволочи, любой подлянки ждать можно.

Но деваться некуда, надо держаться, хотя этому очень мешала предательская капля, стекшая по хребту, да вспотели кулаки, которые я положил на портфельчик.

Гангстеры с презрительными ухмылочками встали у стены, один только Амброзио таращился на меня и Панчо испепеляющим взглядом, проявляя куда больше темперамента, чем мог позволить себе капореджиме* при большом боссе — такие бешеные долго не живут. Наконец, он не выдержал, дернул покрасневшей щекой, приблизился к дону и зашептал ему на ухо на сицилийском диалекте. Несложно догадаться, что он там вещал — уж больно злобно он зыркал на меня и Панчо, имя «Розарио» я тоже разобрал.