Трейдер. Деньги войны

Чтобы как-то отвлечься, начал крутить шеей, заодно осмотрел помещение — похоже, комнатка в городском доме. Ну да, уличный шум глухо, но слышен, вряд ли они тащили мое тело через весь Нью-Йорк, не исключено, что квартира Таллулы где-то рядом… Несколько обшарпанных венских стульев, комод, пыльные гардины на окнах, древний телефонный аппарат на стене…

От его дребезга вздоргнули все — я, Ларри, гангстеры… Амброзио схватил трубку, бросил несколько слов и повернулся ко мне. Его верхняя губа с усиками задралась, обнажив блестящие от слюны зубы:

— Сейчас твой мекс привезет деньги, а цемент для него уже готов.

Я закрыл глаза.

Конец.

Грохнуло так, что я чуть не обделался, и еще плотнее зажмурился — ничего хорошего ждать не приходилось. Выстрел, еще один, звон стекла, два подряд, хрипение, запах пороха…

— Вставай, чего разлегся, — от голоса Панчо я распахнул глаза.

Он потянул меня за руки, вытащил свой нож с двойным изгибом лезвия и разрезал веревки. На полу валялись застреленные, у одного нога в ботинке с подковками с противным звуком скребла по паркету. Двое детективов из нашего агентства тем временем поднимали и распутывали Ларри.

— Уходим, пока полиция не появилась, — Панчо буквально протащил меня сквозь выбитую дверь.

Дрожь в руках прошла только после пересадки в третью машину, мой Форд-А.

— Как ты нас нашел? — спросил я по дороге.

— Спасибо Лаврову, научил ставить наблюдение, — ухмыльнулся Панчо. — Я послал вторую машину за тобой и Ларри.

— А как догадался, что дело нечисто?

— Проще простого, Ларри не вышел из дома, вместо него появилась Таллула с чемоданами и уехала.

— Отпустили?

— Не сразу. Перехватили, задали пару вопросов, потом сразу за тобой.

— Где она сейчас?

— Хочешь ей голову оторвать? — заржал Панчо. — Можем в бордель продать, в Мексику.

— Да ну ее нахрен! Пинка под зад и пусть катится в свой Голливуд! Еще из-за этой дряни пачкаться!

— Как скажешь.

Мы подкатили к нашему манхэттенскому дому, где нас ждал Лавров. В отличие от Панчо, он своих чувств не сдерживал:

— Я понимаю, молодость, то-се, но думать надо верхней головой! Скажите спасибо, что Фрэнк правильно все сделал, а то валяться бы вам с парой лишних дырок в боку!

— Владимир Николаевич, не надо нервничать, все хорошо…

— Хорошо? — взвился он. — Хорошо? Когда в нашем деле доходит до стрельбы, это позор, это непрофессионально! Два наших человека ранены!

— Больше не буду, — совсем по-детски буркнул я. — Дальше-то что делать?

— Лечь на дно, исчезнуть из поля зрения на неделю-другую.

— Никак невозможно, все дело встанет.

— Вы можете руководить делом отсюда? — он сварливо обвел рукой гостиную, уставленную телефонами и прочими аппаратами связи.

— Трудно, но можно.

— Вот и посидите здесь.

Панчо снял в том же подъезде две пустовавшие квартиры, к вечеру в них завезли матрасы, набили шкафы и холодильники едой. Двадцать человек с оружием круглосуточно стерегли наш покой.

Неделю мы провели взаперти, общаясь с миром по телефону и телеграфу или принимая пакеты от посыльных через дверь. Даже привычный к нашим выходкам консьерж офигевал, но держаться в рамках ему помогали щедрые чаевые.

Небритые, с опухшими от недосыпа глазами мы дождались Черного четверга, когда все посыпалось. Цены летели вниз после каждой сделки, к вечеру я успел откупить целую кучу акций RCA, занятых и проданных неделю назад, но возвращать их не торопился. Montgomery Ward, громадный ритейлер с тремя сотнями магазинов по всей стране, рухнул на сорок процентов, экстренные действия руководства биржи позволили немного отыграть падение, но уже было поздно.

Паника захлестывала, все спешили избавиться от ставших токсичными активов, объем торгов подскочил в три раза. Тикер-тайпы закончили печатать итоги дня далеко заполночь… Пятница вроде бы выровняла ситуацию, но мы спланировали некоторые действия, чтобы подстегнуть обвал. Пара проплаченных статей, несколько конфиденциальных разговоров, данные прослушки — мы использовали все ресурсы, и в понедельник все окончательно полетело в тартарары.

Цены неслись вниз, акции жгли руки, все вокруг продавали, продавали, продавали… Телефонные линии не справлялись с нагрузкой, а разносчики телеграмм падали с ног. Поползли слухи, что разорившиеся брокеры прыгали из окон небоскребов, и мы эти слухи поддержали — меня «спрятали» от журналистов, но пронырливые репортеры пролезли в дом, где им намекнули, что со мной не все хорошо.

Новость о том, что «золотой мальчик» исчез, если не покончил с собой, шарахнула во вторник словно искрой по динамиту — брокеры бросились скидывать все, обнуляя накопления инвесторов, в биржевом зале, чего никогда не случалось ранее, вспыхивали драки. К вечеру продали почти двадцать миллионов акций, а Доу-Джонс упал на пятнадцать процентов — за два дня рынок сдулся больше, чем на четверть.

Несколько дней интенсивной работы мозга вымотали меня похлеще марш-броска в ОЗК. Утром в среду я стоял над плитой и тупо пялился на не желающий закипать кофейник до тех пор, пока не подошел Панчо и не зажег под ним газ:

— First Union Bank обанкротился.