Мэкхит встал. Он хотел сию же минуту возразить. Но Риггер дернул его за рукав и шепнул ему что-то. Мэкхит сел, и Риггер попросил председателя объявить краткий перерыв. Он-де устал от всей этой бесконечной болтовни и хочет уговорить своего подзащитного раскрыть алиби.
Председатель дал согласие.
Но в коридоре Мэкхит очень энергично заявил адвокатам, что он пока еще не может предъявить алиби.
Оба адвоката указали ему, что в таком случае судебное следствие кончится для него в высшей степени неблагоприятно и что ему будет предъявлено обвинение в убийстве.
Впрочем, Уайт все еще надеялся, что ему удастся доказать факт самоубийства. У Ригтера больше не было сил возражать ему.
После пятнадцатиминутного перерыва заседание возобновилось.
Адвокаты Мэкхита доложили суду, что их подзащитный, к сожалению, не имеет возможности указать, где он находился в момент смерти Суэйер. Причина его молчания – гчисто деловая. Судья принял это заявление довольно сдержанно. Затем Уайт заявил, что, по его убеждению, Суэйер вообще не была убита, а сама наложила на себя руки. Он-де попытается убедить в этом суд.
Уайт вызвал своих свидетелей и допросил их. Все они были владельцами д-лавок. Он предложил им рассказать об их материальном положении.
Они исполнили его просьбу и единогласно заявили, что положение у них отчаянное. Один даже сказал: «Дело приняло такой оборот, что впору повеситься». Окончательно безвыходным положение стало после того, как приостановилось поступление товаров. Уайт поблагодарил их и вызвал соседей Суэйер с Малберри-стрит. Он спросил их:
– Что вам известно о деловых качествах покойной госпожи Суэйер?
– Ровно столько, сколько обычно известно соседям.
– Хорошо ли она вела дело?
– Она была прилежна.
– Точна в денежных расчетах?
– Не очень. Если кому приходилось туго, то она отпускала товар в кредит.
– Стало быть, она не была деловым человеком в обычном смысле этого слова?
– Кто показывал ей рваные носки, тому она давала новые. Надо было только прийти к ней в сырую погоду.
– Стало быть, не деловая женщина?
Свидетель промолчал.
– Господа, – сказал Уайт, – вы видите: если эта несчастная женщина в самом деле добровольно покончила счеты с жизнью, в чем мы лично уверены, то показания, только что выслушанные вами, лишний раз доказывают, к чему приводят мягкосердечие и человеколюбие.
Судья усмехнулся.
Допрашивали пожилую свидетельницу.
– Расскажите, – предложил ей господин Уайт, – что говорила вам покойная о том, как она получила во владение лавку.
Старуха обстоятельно высморкалась. Вероятно, ей хотелось показать свой красный носовой платок.
– Ей эту лавку все равно что подарили.
– Я думал, она за нее заплатила.
– Гроши. У нее же ничего не было. Ее муж – солдат.
– Но кое-что у нее все-таки было? И те деньги, что у нее были, она отдала за лавку?
– Так она по крайней мере говорила.
– А сумму она называла?
– Да, кажется, фунтов восемнадцать или девятнадцать. Больше у нее наверняка не могло быть. Ни за что на свете!
– Но эта сумма у нее была? И ее она отдала, не так ли?
– Ей хотелось, чтобы у нее в жилой комнате было чисто, ради детей. Это очень на нее похоже – чтобы снаружи все блестело, она готова была тратить все деньги.
– А она бы потеряла их, эти восемнадцать или девятнадцать фунтов, если бы ее выселили за невзнос платы или задолженность за товар?
– Ясно. Сами понимаете.
– И что бы ей тогда оставалось делать?
– Ничего. – Старуха все время держала носовой платок в руках, точно собиралась чихнуть. Наконец она его сложила.
Заседание тянулось чрезвычайно медленно. Выяснялись детали. Ничего нового не обнаруживалось. На вопрос, что именно им известно о причинах краха их предприятий, владельцы лавок в один голос ответили: повсюду упали цены. Крестон тоже продает по бросовым ценам. Причин этого никто не знает. Определить их так же трудно, как определить, много ли дождей будет в этом году. Хуже всего, что прекратился приток товаров; но произошло это, как видно, потому, что по дешевке их негде достать. Господин Мэкхит прилагал все усилия, чтобы раздобыть товары, он сам уговорил их увеличить штаты и усилить рекламу, поэтому все запасы и кончились так быстро. Но ему ничего не удалось достать, а закупочное товарищество бросило его на произвол судьбы.
В конце концов Уайт (Риггер окончательно онемел) подытожил все, что подтверждало факт самоубийства.
Поддерживать лавку, в которую госпожа Суэйер вложила все свои сбережения, оказалось больше невозможно. Это в конце концов достаточно веский повод для самоубийства.