– Самое скверное – это то, – сказал он ей однажды, когда они ехали по туманным улицам в тряском пароконном экипаже, с двумя полицейскими за перегородкой, – что О'Хара ведет двойную игру. Несмотря на мой категорический приказ, он не очищает складов. Ты не знаешь, что он задумал?
– Нет, – несколько испуганно ответила она.
– Может быть, ты его прощупаешь? – спросил он, стараясь при беглом свете фонарей разглядеть ее лицо. Другая совместная поездка вновь вспомнилась ему. Это воспоминание было крайне неприятно, так как он думал об О'Хара. Неприятно было и то, что она просто не ответила на его вопрос.
Мэкхит сомневался в ее верности. Он снова и снова говорил себе;
Она и в самом деле была очень нежна с ним в эти дни и больше не заговаривала ни о Фанни Крайслер, ни о поездке в Швецию. Он приказал Фазеру ходить за ней по пятам и подавлял мучительные мысли о том, что Фазер, быть может, действует заодно с О'Хара, главным объектом его подозрений, потому что он нуждался и в Полли и в О'Хара. Ибо близилось решительное сражение. А он был поставлен в необходимость наносить наиболее сокрушительные удары из тюрьмы!
Он, несомненно, находился в прескверном положении. Ему было совершенно ясно, что он должен забыть о своих личных чувствах, покуда не приведет в порядок свои дела.
При помощи Полли он рассчитывал разлучить Национальный депозитный банк с Крестоном. Подъезжая к тюрьме, он наскоро объяснил ей, как ей следует действовать.
Она должна пойти в Национальный депозитный банк к Миллеру, передать ему привет от отца, потом чуточку помяться – так, словно ей трудно начать говорить, – потом залиться слезами и спросить старика, как ей быть: ее муж намерен в ближайшее время забрать из банка деньги ее отца – ее приданое – и полностью вложить их в свою розничную торговлю. Пичем в самые ближайшие дни посетит банк. По всем данным, ей посоветуют умолить отца не отдавать ее приданого. На это она должна ответить, что отец прямо-таки влюблен в ее мужа, и, плача, уйти.