Трехгрошовый роман

– Как я могу сбыть это барахло? – гневно продолжала Мэри. – Не всем же покупателям нужны часы. Я решила специализироваться на нижнем белье. Не могу же я сказать госпоже Скраб, когда она требует нижнюю юбку: «У меня нет нижних юбок, а вот не возьмете ли вы часы?» Конечно, может быть, часы вам легче красть… Не перебивайте меня, я тоже кое-что соображаю, хоть я и не воспитывалась в пансионе, как новая жена Мэка… Одна я с нижним бельем не могу справиться, мне нужны одна-две швеи, а это значит – гоните деньги!

Переговоры были длинные и утомительные. Мэри боролась, как тигрица. Предложение Фанни о том, что Мэк, хотя он и не признает за собой никаких обязательств по отношению к ней, все же поможет ей расширить ее торговлю трикотажем, – но только в том случае, если она будет хранить полное молчание обо всем, что между ними было, – она выслушала, подавшись вперед, сморщив лоб, пылая недоверием.

Она жадно схватила чек, рассеянно сунула его в свою шелковую сумочку и ушла, даже не поглядев на Мэка.

– Просто удивительно! – говорил Мэкхит, сидя вечером в Лэмбете у Фанни. – Эти лавки не хотят оставаться тем, что они есть. В прежнее время ты открывал дело, скажем – скобяную торговлю, и она оставалась скобяной торговлей. А ныне всякое предприятие стремится стать чем-то другим. Что ты ни делай – никто не хочет стоять на месте. Лавка, торгующая трикотажем, непременно должна стать швейной мастерской, иначе ей конец. Швейной мастерской немедленно требуется несколько филиалов. Как только у нее не хватает денег платить за помещение, она бросается открывать филиалы. То же самое происходит и с крупными предприятиями. У Крестона – целая торговая сеть, огромные магазины, но ему непременно нужно украсть у меня мои идеи и затеять что-то новое. Это не движение вперед – это бегство… А все оттого, что собственность перестала быть собственностью. В прежнее время человек владел лавкой или домом, и они были источником его доходов. А сегодня они – источники расходов, причина разорения. Как же тут может выработаться характер? Предположим, человек отважен и предприимчив. В прежнее время этого было достаточно, чтобы составить себе счастье. А сегодня он открывает какую-нибудь лавку – и гибнет. Как он ни осторожен, он все равно гибнет. Вдруг оказывается, что отвага нужна для того, чтобы платить долги, а осторожность – для того, чтобы делать долги. Когда человек на протяжении трех лет не меняет своих взглядов, это только доказывает, что его на протяжении трех лет не пускают в игру.

Фанни приготовила чай и надела пижаму. «Кожа у нее – даже на ногах – смуглая, совсем не такая, как у Полли», – подумал Мэкхит. У нее была своя точка зрения на д-лавки. Она считала, что неудавшаяся попытка добыть деньги путем брака или через Национальный депозитный банк доконала их. Она полагала, что Мэкхит должен от них отказаться.

– Моя лавка гораздо лучше, – сказала она, откинувшись на спинку шотландского кресла, скрестив ноги и держа чашку на коленях. – На ней ты должен сосредоточить все свое внимание. Груч – очень ловкий человек. Он говорит: имей он современные инструменты, он многое мог бы сделать. Ты, наверно, думаешь, что это долгий путь, но зато ты мог бы одним-двумя ударами загрести кучу денег, а там видно будет. Но только ему нужны вполне современные инструменты.

– Стало быть, опять налеты? – мрачно сказал Мэкхит.

– Да, но с современными инструментами. Они договорились только под утро.

Прежде чем пойти в лавку, Фанни сняла белье с кровати в комнате для гостей, а вечером Груч уже сидел у них и диктовал свои условия.