Трехгрошовый роман

Мэк долго лежал, не отвечая. Потом, не обращая внимания на ее попытки прижаться к нему, он, лежа неподвижно, как чурбан, отрывисто и хрипло стал допрашивать ее: как все было (точно)? Происходило ли это в кровати? Легли ли они на кровать специально с этой целью? Обнимал ли он ее – только или произошло еще что-нибудь? Принимала ли она участие? Сразу ли она поняла, что это О'Хара? Почему она, когда ей под конец, по ее собственным словам, стало все ясно, не перестала? Испытывала ли она удовольствие? Почему, если она не испытывала особенного удовольствия, она не перестала в тот самый момент, когда узнала О'Хара? Что она понимает под словами «не особенное удовольствие»? И так далее и тому подобное, покуда Полли, устав от слез, не заснула.

В конце концов они, разумеется, помирились, и Мэкхит обрадовался, когда она с новой силой потребовала, чтобы он не брал с собой Фанни Крайслер. Он стал уговаривать ее вернуться к родителям. Он ссылался на то, что там она будет ему полезней, чем где бы то ни было. Она будет сообщать ему обо всех планах ее отца, направленных против него. Они заснули успокоенные.

Уже на следующее утро они простились друг с другом. Уходя, Мэк опять надел свои замшевые перчатки, но захватил и трость со стилетом. Его поезд уходил поздно вечером, но у него было еще много дел в городе. У людей О'Хара наверняка было неважное настроение, и нужно было повидать; также Аарона или же кого-нибудь из Опперов.

Однако в первую очередь Мэк отправился к Гону, которому он в свое время передал материал против маклера Кокса, компаньона Пичема. Материал до сих пор еще не был опубликован. Гона не оказалось дома. По словам домашних, он ушел в редакцию «Корреспондента». Он действительно был там; его окружали газетчики, пытавшиеся выудить у него сведения о предстоящих скачках. Когда Мэкхит вошел, в комнате воцарилась странная тишина.

– Ого! – сказал один из газетчиков довольно дружелюбно. – Мэкхит! Вы, наверно, хотите поместить в нашей газете протест против вашего ареста? Неужели вас арестуют здесь? Это очень мило с вашей стороны!

Гон, который сидел в центре, жуя не меньше полфунта резины, сразу понял, что Мэкхит ни о чем еще не знает, и достал из кармана газету.

Мэкхита уже разыскивали. Его портрет и фамилия были помещены во всех утренних выпусках. Бичер дал интервью и сообщил о письме покойницы.

Гон взял Мэкхита под руку и увел его из редакции.

Они зашли в трактир.

Материал против Кокса, пояснил Гон, является, в сущности, материалом против Хейла из морского ведомства, ибо речь идет о жене последнего. Кампания откроется в самые ближайшие дни.

Он умолчал о том, что использовал переданный ему материал исключительно в целях крупного вымогательства. Господину Пичему этот материал стоил огромных денег. Приданое Полли не стало от этого больше.

Мэкхит еще раз внушил ему, что он отнюдь не хочет открытого скандала: он хочет только как следует запугать всю компанию, сгруппировавшуюся вокруг Кокса. Гон обещал сделать все, что в его силах, и попросил Мэкхита дать интервью.

Они вместе составили его.

Интервью успело попасть в вечерний выпуск. Крупный оптовик Мэкхит был крайне изумлен обвинением, предъявленным ему полицией.

«Я купец, – было сказано в интервью, – а не преступник. У меня есть враги. Беспримерный успех и расцвет моих д-лавок заставил их зашевелиться. Но я не имею обыкновения нападать на моих противников с ножом в руках, стараюсь победить их неустанными заботами о благе моих клиентов. Не пройдет и нескольких дней, как все направленные против меня обвинения падут на головы тех, кто их распространяет. Я надеюсь, что никто из моих деловых друзей – представителей розничной торговли, чье процветание мне дороже всего, не усомнится во мне. С Мэри Суэйер я был знаком очень мало. Насколько мне известив она владела небольшой д-лавкой где-то в районе Малберри-стрит. Я соприкасался с ней не больше, чем с десятков других владельцев д-лавок. Она, по-видимому, сама лишила себя жизни. Я, как и всякий честный коммерсант, считаю это весьма прискорбным событием. В настоящий момент причин для депрессии более чем достаточно, деловым людям это известно лучше, чем кому бы то ни было. Материальное положение г-жи Суэйер было, очевидно, особенно тяжелым».

После интервью Мэкхит поехал в Коммерческий банк. Там он встретил Генри Оппера.

Утренние газеты уже подняли шум вокруг его имени и Оппер был, как видно, весьма этим подавлен. Он молча выслушал Мэкхита и сказал:

– Вы ни в коем случае не должны садиться в тюрьму. Виноваты вы или не виноваты, но только не тюрьма. Уезжайте за границу! Вы можете руководить вашим предприятием оттуда. В ЦЗТ сидят ваши друзья, мы тоже, если хотите, последим, чтобы все было в порядке. Только сейчас же уезжайте! Аарон уже был здесь. Он вне себя.