Тремарнок

– А ты-то как?

Судя по его лицу, выглядела Лиз не лучшим образом.

– Устала. Знаете, я так тронута, что все мне помогают. Это что-то невероятное.

Джош потер подбородок.

– Угу, мы все хотим, чтобы Рози выздоровела, правда, Джесс?

Джесс кивнул.

– В тот день, когда мы будем прыгать с парашютом, Лавдей собирается опять напечь пирожных на продажу. Брауни у нее отличные получаются!

Лиз улыбнулась. В голосе Джесса он уловила неприкрытое восхищение – похоже, эти двое снова вместе.

И тут в кухню вошел Роберт. Увидев Лиз, он остановился.

– О!

Лиз показалось, что он занял собой всю кухню. Она и забыла, какой он высокий. Но ореховые глаза смотрели неуверенно, и выглядел он совсем юным, почти мальчишкой. Лиз захотелось обнять его.

– Я… я хотела тебя поблагодарить, – выдавила она, – за помощь. Я тебе так признательна – словами не выразить.

Нелепо взмахнув длинными руками, Роберт ответил:

– Э-хм…

Чувствуя на себе взгляды, Лиз окончательно смутилась.

– По-моему, ты очень храбрый, – выпалила она, – я обязательно приеду посмотреть. – И быстро добавила: – Если ты не против.

Больше она ничего предложить не могла. Рози в такую даль везти нельзя, но Пэт наверняка согласится посидеть с ней. Так надолго Лиз еще не оставляла дочь, однако она наверняка поймет. И захочет, чтобы Лиз поехала.

– Правда приедешь? – Роберт прижал руки к груди, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова. – Я хотел сказать – это было бы очень мило с твоей стороны.

Джесс поспешил ему на помощь:

– Отлично придумала, Лиз!

Он что, издевается? Но посмотреть на парня у Лиз не хватало смелости.

– Поддержка Роберту не помешает. Правда, шеф?

Роберт промычал что-то невнятное.

– Сам-то я высоты не особо боюсь, – продолжал Джесс, – но вот приземляться – это жуть. Наверняка вляпаюсь в коровье дерьмо. Просто уверен в этом. Или в собачье, а это даже хуже.

Лиз с Джошем рассмеялись, обстановка немного разрядилась. Лиз украдкой взглянула на Роберта, он тоже улыбался.

– Ну, значит, увидимся через пару недель, – сказала она. Как бы ей хотелось, чтобы целью этого безрассудного шага был сбор средств на что-нибудь другое – например, на новый клуб в деревне или на оплату транспорта для пожилых людей. И чтобы Рози не была больна – и тогда Лиз поддерживала бы Роберта и тоже придумывала бы, как собрать деньги.

В памяти всплыли строки из стихотворения, которые часто повторяла мать Лиз:

Когда трухи и пыли полон путь,
Две вещи человеку остаются:
В чужих невзгодах – руку протянуть,
В своих же – до последнего бороться.[2]

Что ж, Лиз не сомневалась – то, что Роберт решился прыгнуть с парашютом, свидетельствует и о его доброте, и о храбрости. И не только. «Сердце у него и впрямь золотое», – подумала она.

Силы медленно покидали Рози, и тревога Лиз росла с каждым днем. Она уже ни на шаг не отходила от дочери, сопровождая даже в туалет. Будто преданная собака, Лиз всегда была рядом, потому что Рози в любой момент могла упасть.

Девочка была такой слабой, что Лиз боялась, что однажды она не проснется, и вечером ложилась рядом с дочерью, гладила ее и напевала, пока та не засыпала. А убедившись, что Рози спит, на цыпочках выходила из комнаты и садилась за украшения. Когда же от усталости все валилось из рук, она возвращалась к Рози. Еще несколько часов Лиз без сна лежала рядом, вслушиваясь в дыхание дочери, пока наконец не проваливалась в темноту.

Ее состояние и близко нельзя было описать словом «беспокойство». Лиз словно стояла на самом краю пропасти и смотрела в бездну. Она часто думала: если с Рози случится непоправимое, то и она сама не сможет жить дальше. Ее сердце просто-напросто остановится, и это будет желанный исход. Но потом Лиз собиралась и напоминала себе, что Рози сражается, а значит, и она должна сражаться – пока есть силы.

Обследования показывали, что опухоль стабилизировалась, но давит на нервные окончания и находящиеся рядом ткани, что ведет к бесконечным осложнениям. Самочувствие Рози было настолько скверным, что в школу она больше не ходила. Врач предупредил Лиз, что если они как можно быстрее не возобновят лечение, то нарушения могут быть необратимыми.

– Дайте мне еще неделю, – попросила Лиз, – и тогда я уже точно решу, как поступим, обещаю.

Прогнозы звучали устрашающе, но последствия лучевой терапии пугали не меньше. Оказавшись между молотом и наковальней, Лиз надеялась лишь на протонную терапию.

Фонд в поддержку Рози составлял целых девяносто три тысячи – средства, полученные благодаря помощи соседей, деньги, заработанные «Поделками от Рози», пожертвования от благотворительных организаций и совершенно незнакомых людей, чек от отца на пять тысяч и тысяча фунтов от Грега. Лиз отвечала на все письма, приходившие вместе с пожертвованиями, – ответила она и пенсионерам, приславшим чеки на пять с половиной и десять фунтов, и восьмилетней девочке из Ньюки – та десять недель откладывала деньги на карманные расходы и пожертвовала все пятьдесят фунтов.