Тремориада

Немец тут же поблек, словно ему заявили, что расстрел всё же состоится.

– Н у, тогда давай, – понуро протянул он руку Санычу.

– Давай, – пожал руку Саныч и пошёл на вокзал.

Когда пиво было допито, изрядно пьяный «первак» Немец остался дома, а Славный отправился провожать Саныча на Североморский автобус.

4

Саныч подошёл к настенным часам. 11:05. Меньше часа до Нового Долбанного Года.

«Приглашу всех друзей, и закатим мы праздник настоящий».

Он достал ещё стопку, налил до краёв водки и накрыл чёрным хлебом.

«Выпьем, Басуха».

И Саныч, налив себе, чокнулся с новой стопкой на комоде.

Он пришёл к своему другу, однокласснику Басухе. Саныч только дембельнулся. Созвонились. И вот уж обнимались на пороге. У Басухи со вчера сидели Золотник и Любочка. Похмелялись. Любочка успела навести красоту и выглядела свежо. Особенно на фоне пацанов. В комнате было сервировано две табуретки. На троих – шикарно. Они ломились от развороченных салатов, и прочих колбасо-разносолов.

– Мой дембель отмечаете? – спросил Саныч, ставя литр водки под табуретку. Басуха, разливая из начатой бутылки по рюмкам, сказал:

– А как же, корешочек. И заодно – пятую зарплату Золотника. Дата громкая, грех не напиться.

– Не напиться – всегда грех, – сказал Саныч. – Мы вот так в мичманской…

– В контрадмиральской, – перебил его Басуха. – Давай так, тебе сейчас десять минут на дембельский альбом, и всё на этом. Брат, пойми, ты нас сейчас только загрузишь. Особенно Любочка будет в восторге от рассказов о матросе «Пупкине». Всё понимаю, сам полгода назад дембельнулся. Мы после как-нибудь душевно вдвоём посидим. А сейчас втягивайся в жизнь гражданскую. Расслабься и балдей, корешочек.

Саныч кивнул:

– Да оно понятно. Только говорить-то мне пока не о чем.

– А ты, братуха, слушай и поддакивай, – засмеялся Басуха и поднял рюмку. – За Грос-Адмирала Саныча! Повелителя морей и портовых шлюх!

– Саныч сутенёр? – захихикала Любочка.

– Дура! Саныч наше всё, – заявил Золотник, и они чокнулись.

Пили, закусывали, и дым стоял коромыслом.

– Ну, чё, Саныч, группу сколачивать будем? – спросил Басуха.

– Можем сколотить хоть кордебалет, – усмехнулся Саныч.

– До службы не успели, – продолжал Басуха. – Зато сейчас как жахнем! Золотник месяц назад гитару купил. У него кореш-барабанщик есть. Вроде толковый. Хоть с причудами. Ну, я, естественно – басуха. Всё готово, тебя ждали. Песен на службе написал?

– Есть пару вещей.

– Надеюсь, не про товарища старшину? – рассмеялся Басуха.

– Не, про стальные зубы и про кочергу, – сказал Саныч. – А как группу назовём?

– Сейчас и придумаем, – предложил Золотник, уклоняясь от протянутой Любочкой шпротины на вилке. – Например: «Брынчащие Расчихвостики».

– «Мудящие параноики», – сказал Саныч.

– «Мутные зануды», – уже смеялся Басуха.

И пошла ржачка: «Пьяные Лошарики»; «Немного туповатые»; «Местами поломатые, частично похмелятые»; «В уматы набухатые».

Так они забавлялись с полчаса, хохоча, и перебивая друг друга. Пока Любочка не предложила:

– «Твёрдый знак». Прикиньте, как на концерте многотысячная толпа беззвучно скандирует название обожаемой группы. Тысячи безмолвных ртов выдавливают твёрдый знак.

– Точно! – кивнул Басуха. – Толпа народа исходит в беззвучном крике. Это просто фильм ужасов. Музыканты забрали их голоса.

– Как концерт для толпы зомби, – проговорил Золотник.

– Любочка, тащи дневник, поставлю тебе пятёрку, – сказал Басуха. – Ведь и написать-то название как легко!

И в пепельнице окурком на пепле вывел: «Ъ». И, велев ничего не трогать, вышел из комнаты. Вернувшись с фотоаппаратом, снял нарисованный «Ъ».

– Для истории, – пояснил Басуха. – И обложки первого альбома.

Группа «Ъ» сыгралась быстро. Через три месяца репетиций был первый концерт. А через год сами записали магнитный альбом. Под одноименным названием группы. С исторической фотографией на обложке: «Ъ».

Группа успешно проиграла семь лет. Выступая на фестивалях и давая концерты в городах области. Записали на диски ещё два альбома. Но, в конце концов, развалились после смерти Басухи. Отношения внутри группы всегда были натянутыми. Золотник чудил со своим другом барабанщиком. Саныч всегда был на своей собственной волне. И связывал их вместе лишь Басуха. Умеющий со всеми находить общий язык. При этом оставаясь не «и вашим и нашим», а находящим компромисс в тёртых моментах и умеющим убедить, где надо.

Саныч не мог припомнить в Басухе отрицательных качеств. Даже когда тот стал баловаться «винтом». А после и героином. Затем Басуха просто, словно «поигрались, и будет», прекратил торкаться.

Частенько они с Санычем уходили в загулы. Пили по нескольку дней, не просыхая. После Басуха морщился, напевая: мои почки – мои побочки. В конце концов, Басуху это достало, и он закодировался.