Трендмейкер

Конечно, не все были глубоко религиозны, но, если верить статистике, таких было больше трети населения, а значит, сейчас я оскорбил каждого третьего из встречаемых мною людей. Осмотревшись вокруг, я понял, что стою посреди улицы, заполненной этими людьми. Такими были в рабочие часы большинство улиц Нью-Дели, но если раньше я чувствовал, что этой толпе наплевать на меня, то сейчас остро осознал, что толпа меня порицает. Тот парень, что курит у входа в гостиницу и пялится на меня, ребёнок, пробежавший мимо и толкнувший меня плечом, но даже не извинившийся и бездомный попрошайка у моих ног, что-то проворчавший и отодвинувшийся поближе к стене здания. Интернет помнит всё и от него нигде не скрыться. Для меня всё было кончено.

Всё кончено? Я вдруг понял, что мне нужно делать. Раз интернет погубил меня, то может быть он же сумеет и реабилитировать? Буддизм не та религия, где не принято прощать, да и вообще не религия, если уж хорошенько разобраться. Если люди узнают о моих мотивах, то смогут понять. Может ещё не всё потеряно?

Пулей залетев домой, я открыл свой старенький ноутбук и отдышавшись, включил вебкамеру и микрофон. Почти шесть часов к ряду я записывал, перезаписывал, вырезал, монтировал видео, пока наконец не нажал заветную кнопку «Опубликовать» в интерфейсе Раджатуба и время замерло. Потянулись долгие минуты, складывавшие в часы, а я продолжал сидеть и смотреть в экран, не отрывая взгляд от вращающегося кружочка ни на секунду.

«Поздравляем! Ваше видео опубликовано!»

Вот и всё. Теперь я сделал, что мог и дальше всё зависело только от реакции других людей, а мне оставалось только ждать. Сначала я обновлял страницу своего канала каждые несколько секунд, наблюдая, как ноль в счётчике просмотров становится единицей, а единица двойкой. Слишком медленно. Чтобы отвлечься, я решил найти то самое злополучное видео и посмотреть, сколько просмотров там. Долго искать не пришлось, видео было в горячих трендах и счётчик просмотров уже перевалил за сто тысяч просмотров меньше чем за двенадцать часов. Трясущимися руками я развернул комментарии и начал читать.

«У этого парня явно проблемы, может ему нужна помощь?», 72 лайка.

«Молодёжь в наше время совсем забыла о духовных ценностях!», 13 лайков.

«А как насчёт к чёрту тебя, а?», 57 лайков.

«Надеюсь, ты переродишься камнем в следующей жизни. Тогда у тебя будет время подумать о своих словах», 138 лайков.

Десятки, сотни комментариев складывались в единую картину порицания и редкие возгласы удивления или сочувствия были редкими островками поддержки, за которые я цеплялся как мог. Обновив страницу своего видео, я увидел, что счётчик уверенно застрял на цифре два. Скопировав ссылку, я полез обратно на тот злополучный канал и начал судорожно вставлять её под каждым комментарием, в надежде, что это хоть как-то ускорит дело. За этим неблагодарным занятием я и провёл остаток дня, пока мой собственный счётчик не достиг отметки в пятьдесят четыре просмотра. Я уже готов был сдаться и удалить свои позорные извинения, где я битые полчаса распинался, рассказывая о своей жизни, утрате и одиночестве, извиняясь за совершенную глупость, пока вдруг не зазвонил телефон.

Взяв смартфон в руки я с ужасом прочитал «Руководитель отдела» и принял вызов.

— Виктран, ты сегодня ушел из офиса раньше времени? Что случилось?

— Я… — Что мне было ответить? Я испугался и убежал? — Я почувствовал себя нехорошо и поспешил в больницу. Проспал весь день и вот только сейчас открыл глаза.

— С тобой всё хорошо? Надеюсь, ничего серьёзного? План продаж… — Голос начальника, который раньше так сильно раздражал, вдруг показался мне таким приятным, словно мы с ним были старыми друзьями. Что-то было не так. Каждый знал, что он ходит в храм почти каждый день перед работой. Разве что…

— Нет-нет, всё в порядке, просто в воскресенье купил уличной еды и вот. — Соврал я на ходу. Это была стандартная отмазка. Никто никогда не верил в неё, но как это допытываться значило бы перейти личные границы, а этого наш начальник себе никогда не позволял. — Скажите, сегодня в офисе…

— Ты про то видео? — Моё сердце упало куда-то в район желудка и завязалось узлом. — Да, я видел его. Все видели. Но я думаю, что ты прав.

— Что?

— К чёрту Будду.

В тот вечер я отправился в парк снова и несколько часов провёл, копаясь в траве. К исходу вечера мои колени болели, а спина не разгибалась. Под ногти забилась грязь, а сотни найденных камней окончательно убили во мне надежду, пока вдруг пальцы не коснулись и не потянули за собой тонкую нить. Уже просто коснувшись её, я знал, что это красная, шелковая нить, пропитанная моим потом и завязанным узелком на конце, где к ней крепилась моя драгоценность. Когда я поднял дрожащую руку, у меня из глаз хлынули слёзы облегчения. Я плакал как ребёнок, навзрыд, прижимая к груди малюсенький камешек и наверняка редкие, задержавшиеся допоздна прохожие посчитали меня безумцем, но мне было всё равно.

— Прости меня, прости. Папа, Будда, все, простите. Я такой дурак, я так ошибался…