Тренер

– О, Варенников, и ты тут, родной! – двинулся к нему, пару раз споткнулся, но удержался на ногах, продолжил. – А чего не у кассы?

– А че я? – Варенников неуверенно смотрел вокруг, ища поддержки у товарищей.

«Товарищи» отворачивались, кто тактично, кто не очень.

Столешников до него не добрался, устал, остановился. Но продолжал хрипеть пересохшим злым голосом:

– Все его видят? Внимательно посмотрите. Мало того, что он игру слил, хрен с ней уже… Тут вы все. Он еще ставку сделал! И не просто так. Под своим именем! Сам! Лично этот баран! Со своим паспортом! Против команды! Ты чего думаешь, у меня в «Фонбете» друзей нет? Это надо быть таким идиотом! – Он, хохотнув, покрутил пальцем у виска. – Варенников, ты же конченный, феерический дебил! У тебя чего, кусок ты дебила, друзей нет? Теще не доверяешь? Что не так, родной?!

Команда обступила обоих, Додин, нехорошо поплевывая, смотрел на Варенникова с явно читаемым в глазах обещанием быстрой, просто немедленной, расправы. Балкон, сопя и вытираясь футболкой, не менее ощутимо желал присоединиться.

Варенников неуверенно озирался, пытаясь отойти. Не выходило. Оставалось только защищаться, но и то вышло как-то не очень. Ничего лучше, чем «Юрий Валерьевич, вы бы пошли поспали» не придумалось.

Столешников, навалившись на него диким взглядом, краснел, дышал шумно и быстро.

– Да не спится мне! Думаю, как вы тут без меня, котики? А?!

Его повело, пришлось наклониться, нащупать рукой газон, плюхнуться на него задом. Напряжение чуть спало, на бедолагу-дурака Варенникова уже не смотрели.

Раф, набравшись наконец наглости, вышел вперед:

– Нормально. По крайней мере, бухие на тренировки не приходим.

Столешников, пьяно скривив губы, присвистнул. Обвел мутным взглядом коллектив, бросивший тренировку и полным составом выстроившийся в стенку, любуясь на тренера. Красавы все, чего там Варенников!

– Не приходите, да-а-а… И на матчи не приходите, верно? Додин, друг сердечный, ты-ы-ы, чего там на Вареника косишься? Ставку сделал на твои деньги за слив?! Думае-е-ешь, у меня не осталось, у кого спросить? Слышал, Додин, знают двое – знает свинья? Ща, погоди…

Юра, фыркнув, начал вставать. Получилось не сразу, пока не подошел Витя и молча не дернул вверх под мышки. Неожиданно в поле зрения Столешникова попала женская фигура. Он моргнул несколько раз, удержавшись от желания потереть глаза. Так и есть! Врач… как его там?… Реабилитолог в компании командного костоправа Гришко. Зрители, вашу мать! Сидят и наблюдают, как эти сволочи, слившие матч, с ним спорят. Он сфокусировал взгляд на Рафе.

Ну, кто еще спорить с ним хочет? Кто? Вот этот, что матч слил?! Или тот?

– А ты сравнить решил? Ты меня решил сравнить с собой?! Да?!!

Он свистнул… Не вышло. Попробовал еще раз, удивленно и грустно. Получилось. Столешников поднял руку, выставив указательный палец прямо на Рафа, покачал им:

– Я щас… пьяный, в жопу пьяный… могу сделать то, что каждый из вас трезвым – никогда… Слышите? Никогда!

Марокканец, пришедший от ворот последним, кивнул:

– Мы видели, в матче с румынами.

Если кто что говорил – заткнулся. Разом. Только цикада трещала где-то неподалеку. Тишина звенела и переливалась наконец-то сказанным одним, но давно вертевшимся на языке у каждого. Наконец-то.

Столешников скрипнул зубами, обвел глазами полукруг своих… не своих… хрен его знает, чьих, людей в бутсах, форме и с мячами.

– Кто сказал?! КТО?!

Лопнуло где-то в груди. Горячо обжигая, заливая изнутри бешеным потоком раскаленного, сдерживаемого уже столько времени…

– ТЫ СКАЗАЛ?!

Марокканец набычился, тускло блестел темными глазами, молчал. Потом посмотрел в строну ворот и, возвращаясь взглядом обратно, угрюмо произнес:

– А че, не так разве?

Вот спасибо тебе за правду, Брагин.

– Румынов ты мне вспомнил? Давай… Щас покажу тебе румынов. Вставай в рамку… Мяч, блин…!

Марокканец непонимающе огляделся. Натолкнулся на… раз, два, три… Да кто только не смотрел также удивленно. Даже, если не почудилось, вратарь вдруг увидел испуганные глаза их врача, Вари. Да ну, или точно она? Точно, вон стоит за Балконом, прячется, что ли?

Столешников мотнул головой на мяч. Марокканец, посмотрев туда же, не выдержал:

– В смысле, в рамку?

Тренер сплюнул в сторону, вытер рукой рот, выпрямился, даже вроде протрезвевший:

– Да без смысла. На спор… Есть смысл? Вот и давай, на спор.

Осталось только пожать плечами, на спор, так на спор, кто его за язык тянул?

Столешников, встав на одиннадцатиметровый, готовится не стал. С места, мелькнув ногой, врезал как смог, жахнул сильно, как из пушки… поверх перекладины. Марокканец даже не подпрыгнул, так, вытянулся, тут же опустившись.

Пачкать собственную задницу о газон пришлось еще раз, ноги не держали. Пьяные столешниковские глаза прошлись по каждому, видя и не видя никого. Он опять усмехнулся, беззащитно, как ребенок.

– Ну, ладно, че вы… Тогда не забил, щас не забил… – встал, покачиваясь, неловко отряхнулся. – Нормально. Скажете потом – чего вам должен.

И пошел в сторону выхода. Витя, рванувший было следом, остановился.

– Нехорошо получилось… – Додин шмыгнул. – Нехорошо, пацаны.