Тренер

Механик отодвинулся в тень. Только борода дрогнула. И тут Столешников точно не ошибался, бородатый там улыбался, без издевки, без сарказма над ним, приехавшим москвичом. А как будто вспомнив давно вроде похороненную детскую мечту. Чтобы как в Бразилии, чтобы красиво…

Следующим утром Столешников начал тренировочный день первым. Хочешь что-то поменять? Начни с себя. Например, с нормальной разминки.

Раз-два-три, обводка, раз-два-три, обводка… Тяжело… Фу-у-у… Работаем…

Ты умеешь играть? Ты играешь, сколько себя помнишь? Оно всегда в тебе и никогда, слышишь, никогда не уйдет. Если только сам не выгонишь, не замажешь ленью и весом, какими-то неважными через пару лет вещами… Играй, просто играй, это и есть жизнь.

Настоящая, измеряющая время ударами пульса, горячая от бега крови, соленая от пота, заливающего глаза. Это твоя жизнь, живи и делай ее такой, как хочешь ты.

Варю он заметил издалека. Она шла по полю, явно не гуляя или решив срезать напрямую… по газону. Она шла к нему. Вот такая удача… наверное.

– Привет!

Варя засмеялась.

– Привет! Ты меня спиной увидел?

Столешников помахал, дорабатывая. Остановился рядом с ней, запыхавшийся, мокрый и… очень довольный.

– Ты чего так рано?

Варя ткнула пальцем куда-то за спину.

– Дашу в школу отвозила. Ладно… Пойду медкарты заполнять…

И ведь пошла. Эй, Юра, не глупи. Она же тоже… жизнь.

– Да подождут твои медкарты. Кофе пойдем пить… – (оглянулась все-таки) – Я лучшее место в городе знаю.

Что такое? Что за сомнения на ясном лице женщины-врача? А-а-а…

– Трезвый. Честное слово.

Варя улыбнулась. И развернулась к выходу со стадиона. Отлично!

– Сколько ты в Новороссийске? И уже «лучшее место» нашел?

Столешников не ответил, не стоит портить сюрприз.

– Ты уверен? – Варя как-то не очень горела желанием выходить из машины. – Лучшее?

Сложно поверить, когда вместо центра или набережной, тебя везут на окраину, в промзону. А кафешка так и вовсе не достроенная. И при этом тебе уверенно или, вернее, самоуверенно обещают лучшее место.

– Лучшее, – Столешников довольно улыбнулся, рукой поприветствовав явно знакомого азербайджанца. Или армянина? Стыдно сказать, но Варя частенько их путала.

– Почему?

– Сейчас увидишь.

Кофе хозяин сделал и принес сам. Бережно поставил еще совсем новые чашки из «Икеи», отошел. Варя попробовала… попробовала еще… осторожно, чтобы не обидеть хозяина, поморщилась. Столешников понимающе улыбнулся в ответ. Амин, видно, был немного неправильный южанин и кофе варить не умел совсем.

– Странный выбор, если честно. Почему здесь?

Столешников состроил, как мог, загадочное лицо. Долго не получилось, да и Варя чуть не расхохоталась, а смеяться, даже если кофе не очень, вредно. Если кофе как раз во рту.

– Смотри!

Откинул голову назад, глазами выискивая Амина:

– Амин?

– Да, дарагой?

– Что такое офсайд?

Амин задумался…

– Что-то из мяса, да, э?!

Столешников показал жестом, что Амин молодец и обернулся к уже хохочущей Варе:

– Вот поэтому.

Ему нравился ее смех. Или, если быть до конца честным, все в ней нравилось.

– Еще бы ресторан приличный найти, где поужинать…

Варя сделала большие глаза, имитируя удивление. Столешников усмехнулся.

– Да, после ночи, проведенной в твоей квартире, я, по идее, жениться должен.

Она махнула рукой, чересчур легко, показывая, что ничего особенного. Ну да…

– Подумаешь – переночевать пустила. Что ж мне тебя пьяным отпускать по городу шататься?

Юра кивнул, легко соглашаясь:

– Ну да, ты же врач, в конце концов? Обогрела… реабилитировала.

Посмотрел вокруг на разбросанные тут и там коробки каких-то баз, ангары и складские площадки. Когда тебе хорошо, то и все вокруг кажется прекрасным.

Поднял глаза на Варю, ставшую вдруг серьезной. Прямо как тогда, в первый день.

– Спасибо.

– Не за что.

Сложные существа – женщины. Можешь прожить тридцать лет на свете, опыт какой-то заработать, думать, что все знаешь про них. И неожиданно понимаешь: ничего ты не знаешь. Банальная вроде бы мысль. Все мужики рано или поздно к ней приходят, все ее однажды озвучивают. А все равно удивляются.

И серьезно вроде не заговоришь – детством отдает, и играть не хочется.

– То есть, подожди, на моем месте мог быть любой?

Варя мотнула головой, сдув, совершенно как сестра, непослушную прядь.

– Нет, не любой.

Да, глупость сморозил, совсем как лет… в пятнадцать. Тогда простительно было, а сейчас? Сейчас, Юра, надо уже уметь вовремя говорить правильные вещи, не мальчик.

Он и не заметил, как долго смотрел на нее. Именно смотрел, так, как смотрят на женщин, когда вдруг понимаешь: да вот же она! Ты ее ждал, искал где-то, а она просто сидит напротив. А ты только понял и даже сам себе боишься признаться. Вот как сейчас…

Варя смутилась. Даже чуть покраснела, отводя глаза. Женщину не обмануть, женщина такие вещи чувствует сразу.

– Вау!

Вот, блин, опять как пацан себя ведет, честное слово. Но нет сил удержаться…

– Что?

– Ничего себе… Не думал, что у врача-реабилитолога может быть такая улыбка!