Тренировочные часы

Спасибо, карма, что навалила еще больше дерьма на мой и без того дерьмовый день.

— Что ты делаешь в этом классе, Рекс? Я думала, что избавилась от тебя.

Он ухмыляется.

— Я как гриб, вот почему меня называют веселым парнем[6].

— Держу пари, никто тебя так никогда не называл.

Рекс добродушно смеется, указывая на место рядом со мной.

— Не возражаешь, если я посижу здесь?

— Ты действительно этого хочешь? — Этот парень садист? — Здесь много свободных мест.

Мы не разговаривали с той ночи на арене, когда я унизила его перед всей командой по борьбе, моим отцом и тренерским штабом, когда я стала движущей силой его увольнения.

— Мы, социальные изгои, не можем быть слишком разборчивыми в эти дни, — шутит он, опуская сумку.

У меня на кончике языка вертится извинение — моя рефлекторная реакция доброго и заботливого человека, но я останавливаю себя, потому что мне не жаль.

Он не заслуживал того положения, которое занимал, когда злоупотреблял им, и пришло время это изменить.

— И как ты сейчас поживаешь? — спрашиваю я, искренне любопытствуя и желая знать, как кто-то движется дальше, проведя три года своей жизни в одной команде.

— Чертовски скучно.

— А как Джонсон?

— Он уехал. Вернулся домой, перевелся в общественный колледж.

— Почему?

— Он был здесь на частичную спортивную стипендию, а обучение за пределами штата чертовски дорого, поэтому, когда его отстранили, родители заставили его переехать домой. — Рекс пожимает плечами.

— Понятно. Это имеет смысл.

— Ты холодна, как лед, понимаешь это?

— Я? С чего это?

— Большинство девушек смутились бы, сидя со мной, и уж точно не захотели бы об этом говорить. Ты унизила меня.

— Ты сам напросился.

— Ты права.

Я смотрю на него.

— Этим летом у тебя был момент прихода к Иисусу?

— Что-то вроде того. — Рекс смеется, вытягивая ноги перед собой, ссутулившись над столом.

Я смотрю на его джинсы и поднимаю брови.

— Больше никаких хаки?

— Больше никаких хаки, — подтверждает он.

— Ого, Гандерсон, ты действительно изменился.

— Это печальное зрелище.

— Что именно?

— Главное, что ты заметила во мне, это то, что я больше не ношу брюки хаки.

Он звучит так недовольно.

Это заставляет меня смеяться снова и снова.

— Извини, но они были своего рода твоей визитной карточкой.

— Похоже, я отказался от большего количества дерьма, с которым когда-то был.

— Это были тяжелые месяцы?

— Вначале. Мне платили за то, чтобы я был менеджером команды, и так как меня уволили, я должен был получить работу за пределами кампуса. Без разницы, какую. Затем, очевидно, этим летом мне пришлось сообщить новость своим родителям. Знаешь, они очень гордились моим положением.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Лето было адом, если хочешь знать правду, но я не думаю, что тебя это волнует, так как вся эта история с пари взорвалась у меня перед носом.— Он снова изучает меня. Мое лицо, глаза, линию рта. — Не пойми меня неправильно, Анабелль, но ты плохо выглядишь.

— У меня... много забот. Это была очень тяжелая неделя.

— Похоже на то. Вот так парочка из нас вышла.

Я улыбаюсь, потому что он прав. Мы действительно составляем странную пару: отвергнутый командой по борьбе и дочь тренера. Это почти как дружба с Рексом Гандерсоном.

— Ты слышала новость?

— Какую?

— Этот придурок Зик Дэниелс обручился.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышал шумиху перед тем, как меня выгнали из команды. Эллиот должен был сказать тебе.

— Эллиот уехал.

— Куда?

— Аспирантура. Мичиган.

— О. Что ж. Я не стану жаловаться, теперь он не сможет снова угрожать надрать зад за тебя. — Когда я бледнею, он со смехом обнимает меня. — Расслабься, я шучу. По крайней мере, ты не встречалась с ним или что-то в этом роде. Отношения на расстоянии — полный отстой.

Если это не преуменьшение года, тогда я не знаю, что это такое.

— Подожди, перемотай назад. — Я изумленно смотрю на него. — Когда Эллиот угрожал тебе надрать зад?

— В тот вечер, когда мы пошли на свидание. Ты ушла в ванную, а он набросился на меня и сказал, чтобы я держала руки подальше от тебя. Я думал, это было слишком, учитывая, что вы были просто соседями по комнате.

— Ты думал, что он перегибает палку?

— Он определенно ревновал, это точно.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Вы встречались перед его отъездом?

Я чувствую, как румянец ползет по моей груди, пятнами покрывая шею и щеки.

— Можно и так сказать.

— Ах, ладно. Теперь все понятно. 

Как-то после занятий я позволила Гандерсону отвести меня в маленькую университетскую кофейню, расположившись в угловой кабинке. Я просто еще не была готова идти домой и вместо этого топлю свои печали в горячем шоколаде со взбитыми сливками.

Я смеюсь над всеми глупыми шутками Рекса (а они все глупые), позволяя ему заставить меня забыть все мои проблемы, даже если только на некоторое время.

— Я должен кое в чем признаться, — говорит он теперь за чашкой кофе со льдом, или латте, или любого другого напитка, который он заказал. — Я чертовски потрясен, что ты приехала сюда со мной. Я был уверен, что ты пристрелишь меня, когда предложил это.

— Как бы странно это ни звучало, на самом деле я не возражаю против твоей компании.

— Это звучит как комплимент.