Трепет черных крыльев

«А я, глупая, цеплялась за него, даже булавку сорвала с галстука. Красивая, с инициалами, новой невесты подарок. Он ее показывал и смеялся надо мной, а я сорвала и в лодку кинула, а он меня и столкнул». Вместе с этим голосом как будто глянули на него из бездны глубокие, полные тоски глаза.

Больше он ни о чем не мог думать. Карие глаза словно следили за ним с немой мольбой и не позволяли ни на минуту забыться.

Едва ужин закончился, он разыскал среди гостей ту самую Зиночку, дочь председателя казенной палаты, и подробно расспросил, что за заколка была подарена невестой. После побеседовал еще с несколькими господами, близко знавшими жениха, и поспешно покинул дом. Был уже поздний вечер, когда Криницын появился в Камышине.

— Комнату вам открыть? — кутаясь в шаль, переспросила Гаврилова. — Да незачем теперь, хозяин вернулся. Плачет, горемычный, у себя, я через стенку-то слышу, как он, страдалец, убивается. А зачем вам комната понадобилась? Говорят, сама она в воду бросилась, теперь ведь и отпевать не будут. Эх, горе-горе, — завздыхала хозяйка.

— Может, еще и будут, — сбегая с крыльца, пробормотал Криницын себе под нос.

Беспокоить убитого горем отца было жестоко, но он обязан был убедиться, что не ошибся. Что бы там ни говорил доктор, на каких бы ученых немцев ни ссылался, Криницын верил, что его собственный рассудок не помрачился. Это с ней он говорил, ее целовал, а после она умерла. А доказательства доктора… Да неужто доктора не ошибаются?

Андрей Тимофеевич Снетков, тщедушный, с такими же карими, как у дочери, глазами, с заплаканным лицом, у любого сейчас вызвал бы жалость. Несчастный родитель с трудом понял, что от него требуется, дрожащими руками снял с комода фотографический портрет в простой деревянной рамке и без сил опустился на стул.

— Батюшка отпевать отказывается, а как же без отпевания? — говорил он уже скорее сам себе, не видя, кто перед ним. — Анечка, как же без отпевания? Девочка моя…

Криницын подошел к единственной горящей в комнате лампе и нетерпеливо поднес карточку к глазам.

В кромешной тьме, которая обступила его, едва он сбежал по скрипучим ступеням в сад, померещилась тонкая светлая фигура — далеко, за старой яблоней, в самой глубине. Криницын тряхнул головой, и видение растаяло.

Он понимал, что в темноте будет трудно, но до завтра ждать невозможно. Он и так преступно потерял целый день.

Пришлось сперва ехать к Бороздину, отбиваться от его хмельного назойливого гостеприимства, требовать фонарь и помощников. Потом они брели в темноте вдоль озера. Искали лодки, осматривали их. Ближе к рассвету кто-то из бороздинской прислуги вспомнил, что дальше на берегу есть домишко, а возле него пара лодок, которые хозяин сдает летом дачникам за умеренную плату.

— Да разве всех упомнишь? — хмурил лоб заспанный лодочник, зябко переступая босыми ногами на влажном песке. — А утопленницу я тую не видал. Лодки вона стоят — идите смотрите. Господина с усами если покажете, может, и признаю, а так нет. Много их тут — и с усами, и без, и все с барышнями, а то и не с одной.

Галстучную булавку Криницын нашел — застряла в щели между досками, только потому и уцелела. Что это именно та булавка, подтвердили ювелир и бывшая невеста господина Залесского. Нашлись свидетели, которые видели, как вечером 6 июля Анна Андреевна шла к озеру под руку со статным мужчиной лет тридцати. Лодочник признал в нем Залесского.

И хотя адвокат Залесского проявил невероятное красноречие, суд признал его виновным в смерти девицы Снетковой. Соседка Снетковых по даче Татьяна Львовна подтвердила, что Залесский ухаживал за Анечкой, а после бессовестно бросил. Всплыло и то обстоятельство, что финансовые дела господина Залесского были сильно расстроены по причине нескольких неудачных операций на бирже, а потому женитьба на богатой была для него делом первостепенной важности. Бесприданница Анюта смешивала все карты. Залесского осудили.

А Криницын еще не один месяц гадал, что же случилось с ним той июльской ночью. Наваждение на него нашло, чары водяного подействовали или провидение господне от чего-то хранило, но с тех самых пор он с трепетом избегал камышинского озера.

Тишину душной летней ночи оглашали пьяные крики, заливистый смех и женский визг. Следователь Криницын, утомленный, на нетвердых ногах брел в обнимку с незнакомым пехотным офицером. Компания добралась до воды. Шумно занялся огромный костер, сложенный по камышинской традиции на самом берегу. Приняли еще по рюмке и потянулись к воде, сбрасывая одежду.

Криницын изрядно выпил сегодня и уже плохо соображал, где он и что здесь делает. Просто шел на заплетающихся ногах за толпой голых нескладных тел. Плюхнулся в воду, побарахтался и поплыл прочь от голосов и огней. И как его угораздило встретить вчера у Пассажа этого беспутного Бороздина? Ведь обещал жене быть дома после службы. Он с трудом припомнил, что вроде отправил жене записку с посыльным из лавки. Или только собирался отправить? Криницын рассердился на самого себя, тряхнул головой, нырнул, выплыл и решительно направился к дальнему берегу.