Трепет и гнев

Кроме того, у него снова короткие волосы – самые короткие, какие Нино когда-либо видел. Он подстригся перед самым отъездом. Молодого, безмятежного героя феодальной эпохи укиё-э больше нет, на смену ему пришел интеллектуальный студент университета, который слишком ответственно относится к своим исследованиям.

Сейчас выражение лица Харуки чересчур серьезное. Его глаза зажмурены. Нино переводит взгляд вперед.

– Как долго лететь на вертолете до королевства Лайоса? – спрашивает он.

– Около часа, – кричит детектив. – Это глубоко в горах Хаджир. Мы не сможем доехать туда на машине. Любой другой способ займет несколько дней пути.

Боже, помоги мне.

Нино смотрит в сторону своего супруга. Прости, Хару…

– Вот оно, – объявляет детектив Куэвас.

Машина замедляет ход, продолжая двигаться по широкой дороге, которая проходит через деревню. Нино смотрит в окно. Солнце стоит низко, а на западе можно увидеть густые серые облака в небе.

Окружающее пространство лишено цвета, за исключением единственного спектра: от бежевого до грязно-коричневого. Изредка встречаются пастельно-зеленые навесы. Хадибу похож на маленький городок, родившийся посреди пустынной глуши. Большинство строений стоят плотно друг к другу, плоские и низкие. Некоторые из них грязные и частично разрушены, другие целы, но перед ними на гравии разбросаны обломки скал или мусор. Одежда, одеяла и домашняя утварь украшают вход одного строения, мимо которого они проезжают. В другом находится небольшое стадо коз.

Фургон останавливается перед приземистым квадратным домом с большой трещиной в каменных ступенях, ведущих к входу.

– Ваше жилье на сегодняшний вечер, милорды.

Детектив Куэвас поворачивается и с ухмылкой смотрит на них с переднего пассажирского сиденья. Они путешествуют налегке, поэтому взяв свои небольшие сумки, они направляются внутрь. Каменная конструкция внутри такая же, как и снаружи. Это единственная комната без картин и декора, только самое необходимое: кровать с двумя односпальными матрасами и одеялом, умывальник, стул. Над головой висит голая лампочка, а дверь в дальнем углу ведет в узкую ванную комнату с туалетом и душем.

– По крайней мере, здесь есть горячая вода, – говорит детектив. Она поднимает подбородок, ехидничая. – Внизу по дороге есть дрянной отель, но у них вчера прорвало трубу, так что это лучшее, что можно было найти в сжатые сроки. Вы, богатые, чистокровные представители высшего сословия, вероятно, не привыкли к таким убогим местам. Приношу свои извинения за дискомфорт.

Харука наклоняется, роясь в сумке, но после ее слов выпрямляется и смотрит на детектива.

– Почему вы оскорбляете образ жизни этих людей, пытаясь насмехаться над нами?

Детектив усмехается.

– Бросьте, вы же понимаете, что я имею в виду…

– Не понимаю. Наше жилье скромное, но этого достаточно. Жители этого города могут вести образ жизни, отличный от нашего, но ваше суждение бесчувственно.

– Серьезно? – отвечает она. – Вы собираетесь стоять здесь и вести себя так, будто их образ жизни просто «отличается» от вашего? Вы живете в красивом, просторном поместье в одной из самых богатых стран мира и ни в чем не нуждаетесь – живете счастливой жизнью. В то время как эти люди без гроша в кармане, голодают и живут как убогие.

– С какой целью вы делаете это заявление? – спрашивает Харука. – Что мы должны делать?

Детектив начинает, расстроившись:

– Я не знаю… пожертвовать или что-то в этом роде.

– Мы делаем пожертвования. На многочисленные нужды. Что еще?

– Послушайте. Я знаю, что вы не можете просто прилететь и спасти целую страну, ясно? Я просто говорю, что эти люди, вероятно, страдают. Дело не только в «образе жизни».

– По моему опыту, несчастья и страдания существуют во многих формах, а удовлетворение можно найти в самых скромных обстоятельствах. Я считаю, что истинная опасность кроется в поверхностных сравнениях и широких предположениях.

Она поворачивается к двери, усмехаясь.

– Верно. Думаю, я еще не прожила достаточно долго в своей скудной жизни второго поколения, чтобы достичь столь высокого уровня просветления. Я вернусь утром, милорды. – Она одаривает их легким поклоном и уходит.

– Что, черт возьми, с ней такое? – Нино мрачнеет. – Почему она так озлоблена на нас? Должен ли я сказать ей, что, хотя я жил в шикарном доме, со мной жестоко обращались? Что моя мама умерла, когда мне было восемь лет, и вся моя община подвергла меня остракизму[45], как будто я был пятном в обществе? Разве мои страдания бесполезны, потому что я вырос в «большом поместье»?

– Не обращай на нее внимания. Какие бы проблемы у нее ни были, они внутри нее самой. – Когда Харука садится на кровать, она громко скрипит. Он протягивает руку, на его губах появляется нежная улыбка.

Понимая намек, Нино подходит к нему. Он помещает свою ладонь в руку мужа, а затем перемещается, чтобы встать между раздвинутых ног Харуки. Снаружи уже завывает ветер, набирающий силу, словно громкий шепот.

Нино делает глубокий вдох.

– Спасибо тебе за это.

– Тебе некомфортно? Находиться так близко к месту своего заточения?