Она кивнула с задумчивым видом, гнев покинул ее, словно она не могла одновременно и злиться, и думать, и если это может быть правдой, тут есть над чем поразмыслить.
— Ты права, Мередит. Ты так дальновидно заключила с гоблинами соглашение, привлекла на свою сторону слуа, заслужила расположение моего Мрака и моего Убийственного Холода. Я не видела в тебе угрозу моему правлению, лишь пешку, которую можно использовать и выбросить, если она перестанет служить мне, а теперь ты стала могущественнее, чем я могла себе представить, и это без короны на твоей голове.
— У меня нет твоей силы, чтобы защититься, тетя. Мне пришлось искать силу там, где ее предлагали, раз я ей не обладаю.
— Ты владеешь руками плоти и крови, племянница. На поле боя это очень опасные силы.
— Но если бы я полагалась только на магию, тогда у меня не было бы Дойла или Холода, или Шолто, или гоблинов, или любого другого, чьего расположения я добилась. Я бы убивала, лишь бы спасти свою жизнь и жизни тех, кого я люблю. Не в моей способности убивать, неважно насколько ужасным способом, моя сила, тетя.
— А в чем же тогда твоя сила, племянница?
— В любви, преданности и при необходимости совершеннейшей безжалостности, но именно добротой и любовью я завладела большей силой, чем давали мне смерти.
Андаис состроила гримасу, словно почуяла что-то неприятное.
— Твои руки силы может и являются магией Неблагого двора, но ты так… — она закатила глаза, — пошла во всех этих проклятых божеств плодородия Благого двора. Любовь и доброта одержат победу, о да, боже, как же!
— Результаты на лицо, тетя.
— Мое правление длится уже больше тысячи лет. С добротой и любовью ты так долго не продержишься.
— Нет, потому что я столько не проживу, тетя Андаис, но будут править мои дети и их дети.
— Ты мне никогда не нравилась, Мередит.
— Ты мне тоже.
— А теперь я начинаю по-настоящему тебя ненавидеть.
— Ты задержалась, тетя Андаис, я боялась и ненавидела тебя большую часть своей жизни.
— Так значит между нами ненависть.
— Полагаю, что так.
— Но ты все равно хочешь, чтобы я приходила и прикидывалась кем-то другим перед твоими детьми.
— Если ты действительно хочешь быть им тетей, не только по крови, да.
— Даже не знаю, смогу ли я так притворяться.
— Тебе решать, тетя.
Она похлопала Эймона по руке.
— Я понимаю, что ты пытаешься сейчас до меня донести. Я всегда была для тебя тетей лишь по крови, Мередит.
— Соглашусь, тетя Андаис.
— Но ты дашь мне шанс стать чем-то большим твоим детям.
— Если будешь себя хорошо вести, да.
— Почему?
— Если откровенно, ты настолько могущественна, что я предпочту не переходить от взаимной ненависти к попыткам убить друг друга.
Она рассмеялась, да так резко, что это было больше похоже на хохот.
— Что же, это откровенно.
— Хотя есть одна причина, по которой я хочу это сделать, тетя Андаис.
— И что же это за причина, племянница?
— Отец рассказывал мне о том, как вы играли вместе, когда были детьми.
— В самом деле?
— В самом деле. Он рассказывал о вас с ним, маленьких девчонке и мальчишке, и его лицо становилось таким спокойным, эти воспоминания так радовали его, и в надежде, что сестра моего отца все еще есть где-то внутри тебя, я дам тебе шанс показать внукам Эссуса то, что заставляло его улыбаться.
Ее глаза снова заблестели, но вовсе не от магии, в ее трехцветных глазах сверкали слезы. Она так тяжело сглотнула, что я это слышала, и сказала:
— Ничто из сказанного тобой, Мередит, не задело бы меня сильнее этого.
— Я не хотела ранить тебя.
— Знаю, что не хотела, но эти слова такой жестокий удар, племянница, дочь моего брата, потому что ты напомнила мне о нем. Ему следовало убить меня и захватить трон, как настаивал Баринтус, столько боли тогда можно было бы избежать.
— Ты была его сестрой, и он любил тебя.
По ее лицу заскользили слезы.
— Я знаю, Мередит, и мне всегда будет не хватать его.
Когда она заплакала безудержней, Андаис закрыла зеркало взмахом руки.
Глава 12
— Что ж, это было неожиданно, — признал Рис.
— Мерри заставила ее расплакаться, — сказала Катбодуа и, подойдя, опустилась передо мной на колени, ее мантия из вороньих перьев струилась вокруг нее блестящим черным потоком. Мантия двигалась при каждом ее движении, словно была не тем, чем казалась, больше похожая на что-то жидкое, с другой стороны, когда-то эта мантия позволяла ей перекидываться, так что все может быть.
Я почувствовала, как отодвинулся Гален, сидящий у моих ног. Ему не всегда нравилась Катбодуа. Я ощутила, как и Китто выгнулся под моими подошвами, если бы он не изображал предмет мебели, то отшатнулся бы. Он боялся Катбодуа, хотя она не сделала ничего, чтобы напугать его, для него это, похоже, было просто привычкой. Видимо, у Галена такая же причина для неприязни к ней.
Ни к одному из них Катбодуа не была слишком близко. Она преклонила колени на достаточном расстоянии от меня, чтобы все оставались в поле ее зрения. Богиня войны, пусть и сверженная, всегда помнила о том, что не стоит отводить взгляд от тех, кто способен навредить тебе, а в данном случае это подразумевало всех в этой комнате.