Китто освободился из кольца моих рук, чтобы я смогла обнять Спайка. Собак поменьше он не боялся, но волкодавы приводили его, как и других гоблинов, в замешательство. Я выяснила, что эти бойцовые псы не только римлян убивали, их так же использовали в Великой войне между сидхами и гоблинами, и они были одной из немногих вещей, несущих истинную смерть бессмертным. Они были похожи на собак, но на самом деле жили и дышали проявлениями дикой магии Фэйри, так что по сути своей они сами были магией, облеченной в плоть, а значит могли убить и гоблинов, и сидхов, всех нас. Я прильнула лицом к этой гигантской пасти, доверившись, что он не разорвет одним укусом мне горло.
Китто отошел вместе с собаками поменьше и опустился среди них на колени, поглаживая их, отчего комнату наполнило довольное собачье дыхание, фырканье и другие тихие звуки.
Две большие черные собаки подошли к колыбелькам и принюхались. Китто встал на ноги, устремившись к ним.
— Тише! Вы разбудите детей.
Большая черная собака решительно ткнулась носом в решетку кроватки и оглянулась на меня. В этих темных глазах был совсем не собачий взгляд, а всмотревшись в них, я увидела в них красные и зеленые искры, похожие на йольские огни, готовые ожить и наполнить комнату тем праздником, что должен был быть, но так редко случался. Я ощутила запах роз, а затем хвои, как будто рождественской елки, и ничуть не удивилась, когда обернулась и увидела входящего в двери Холода. Когда в Лос-Анджелес впервые пришла дикая магия, он пожертвовал собой, обратившись в огромного белого оленя, мы думали, что потеряли его навсегда в этой форме, он не умер, но никогда не станет человеком настолько, чтобы узнать о моей беременности, не станет человеком настолько, чтобы обнять меня или любить.
А теперь Холод держал меня за руку, и я улыбалась ему, счастливая от того, что он рядом. Он склонился и поцеловал меня, прошептав:
— Бог призвал меня к тебе.
Я кивнула.
Китто подошел ко мне с другой стороны, но не попытался взять за руку. Я протянула ему ладонь, и этот маленький жест был вознагражден счастливой улыбкой, блеснувшей на его лице.
— В чем дело? — прошептал он.
— В магии, — ответила я.
Черный пес принюхался к укутанному в комбинезончик телу Брилуэн. Она уставилась на него, глаза внимательны, без страха, и тогда пес коснулся своим большим носом ее неприкрытого личика. От лавины магии, затопившей нас, кожа покрылась мурашками, волоски на ней встали дыбом, омытые теплом, распространившимся с ароматом хвои и роз и запахом весны, как будто свежего дождя, пролившегося на первые цветы.
Черный мех заструился, словно вода покрылась рябью от ветра, и там, где этот ветер касался меха, он обращался в зеленую траву и листья, шесть удлинилась, волос стал толще и грубее. Лохматая зеленая голова была размером с малыша, лежащего рядом, и он вскинул эту голову и взглянул на нас. Из пасти счастливо свисал язык, а в слишком расширенных глазах был взгляд счастливой собаки и чего-то еще, чего-то большего.
— Ку ши[20]
, - прошептал Холод, и это было правдой, огромный сторожевой пес, охраняющий наши холмы фейри, наш ситхен. Один из них появился в Иллинойсе и остался при дворе Благих, а второй появился здесь, в Лос-Анджелесе, когда дикая магия сотворила земли фейри в стенах поместья. Первый ку ши поспешил занять свое место среди Благих, проводя много времени, защищая слуг от гнева короля Тараниса. Таранис опасался ку ши, отчасти из-за того, чем являлось это создание, а отчасти, полагаю, потому что ему король не нравился, а каждый ку ши был сердцем ситхена, который он оберегал. Так земли фейри давали понять, что он им не был по душе.Спайк поднял морду к небу и долго, протяжно завыл. К нему присоединились и другие собаки, сперва одна, затем вторая, пока этот вой не превратился в хор, в котором каждый новый голос раздавался и утихал, уступая место следующему, а мы стояли в самом центре этого прекрасного, протяжного, полного радости звука. Он был больше похож на волков, чем на собак.
Гвенвифар заплакала, к ее кроватке подошел другой черный пес и оглянулся на нас, заскулив, в то время как вой эхом отразился в маленькой комнатке и утих. Мы опустили колыбельку, и большая черная собака обнюхала малышку. Она заплакала яростнее, размахивая крошечными ножками и сжимая маленькие кулачки. Пес принюхался сильнее, слегка подталкивая девочку носом, должно быть, малышка коснулась меха одним из кулачков, потому что от носа собаки вдруг начал распространяться белый цвет, словно снег укрывал голую землю, вот только это было белым мехом, и пес закатил большие блюдцевидные глаза. Его огромная пасть была полна бритвенно-острых зубов, и хотя он был похож на большого белого пса, его глаза и пасть чем-то заметно отличались, чтобы понять: «Это не совсем собака. Вроде бы и пес, но в то же время нет.»