Трепет света

Даже здесь, рядом с ними, страх никуда не исчез. Он лишь отступил, но все это было похоже на сражение: в одно мгновенье я была счастлива, была в безопасности, а в следующее — на нас наступает новая волна врагов. Может, в этом и есть правда жизни? Один из профессоров в колледже любил говорить, что все мы временами здоровы, на тот момент я не понимала это его выражение, но теперь поняла. Может, мы все лишь временами счастливы? Или временами печальны? Полагаю, все зависит от точки зрения.

Я потянулась к нему и вытерла дорожки слез с его щек, спросив:

— Почему ты плачешь?

— Потому что плачешь ты, и я люблю тебя, — ответил он.

Я прижала ладонь к его щеке, моя рука была такой маленькой, что не закрывала и половины его лица, даже если вытянуть пальцы.

— То, что я не плачу, не значит, что я люблю тебя меньше, — проговорил Дойл.

Я повернулась, заглядывая ему в лицо, заверив:

— Я это знаю.

— Мы оба это знаем, — добавил Холод и встретился взглядом с другим мужчиной, теперь мы оба смотрели на Дойла.

Он взглянул на нас обоих с расстояния нескольких сантиметров, и вдруг на его темном лице засияла блистательная улыбка.

— Я уже оставил мечты об этом.

— О чем? — уточнила я.

Он обнял нас обоих.

— Об этом, вы двое в моих объятиях, смотрите на меня вот так. Это больше, чем я когда-либо надеялся снова получить, я мечтал найти того, кого полюблю, и кто полюбит меня, но вы двое — такое сокровище, на которое никто в жизни и не рассчитывал бы.

Я улыбнулась, и так зная, что так же улыбается ему и Холод, но все же посмотрела на него, только чтобы увидеть эту улыбку, эти серые глаза, смотрящие на нашего высокого, темного и привлекательного мужчину.

— Я тоже даже подумать не мог, что когда-нибудь снова буду так счастлив, — проговорил Холод.

— А я никогда так счастлива и не была, — призналась я.

Они оба посмотрели на меня.

— Даже когда была влюблена в Гриффина? — уточнил Холод.

— Я не была влюблена в Гриффина, когда мой отец назвал его моим женихом, но он был привлекателен, был сидхом, и это был выбор моего отца.

— Так значит это был союз по расчету, а не по любви? — спросил Дойл.

Я кивнула и опустила подбородок ему на грудь.

— Мы все завидовали ему, — сказал Холод.

Я повернулась к нему.

— Вы обсуждали это с другими стражниками?

— Не обсуждали, — ответил он, затем, похоже, задумался и только тогда исправился: — Я могу сказать только за себя, я ему завидовал.

— Я даже не подозревала, что нравлюсь тебя, — удивилась я.

Он улыбнулся.

— Признаю, что тогда дело было не в тебе, наша Мерри, а в любой женщине на этом месте, но видя, как ты с сияющим любовью лицом смотрела на него, я завидовал ему.

Я вздохнула.

— Меня растили, чтобы любить его, но оглядываясь назад, я сомневаюсь, что он когда-либо любил меня. Если бы я забеременела от него, мы бы поженились, и не могу сказать, как скоро я бы выяснила, насколько мало он меня ценит.

Дойл скользнул рукой вверх по моему телу, чтобы коснуться моих волос, а Холод запечатлел поцелуй на моем плече, сказав:

— Мы любим тебя.

— Я знаю и тоже люблю вас, и это настоящая любовь, а не слепая страсть, основанная на сексе и магии. Именно любовь к вам позволила мне оглянуться на то, как он вел себя, и понять, что он вероятно никогда по-настоящему не любил меня.

Холод прильнул лицом ко мне, а Дойл поцеловал мою макушку. Он лежал на спине и крепко обнимал нас обоих.

— Что бы ни случилось, вместе мы все преодолеем. Клянусь всем, что сейчас есть в нашей жизни, я пойду на все, чтобы защитить нас и наших детей.

Он вновь улыбнулся той удивительной яркой улыбкой.

— Дети для меня настоящее чудо, — мягко проговорил Холод.

Дойл приподнялся, чтобы запечатлеть быстрый поцелуй на губах мужчины, а затем привстала и я, чтобы он смог разделить этот поцелуй между нами.

— Я никогда не был влюблен в того, кого прежде называл другом, Холод, мы были лишь друзьями, а теперь вот как сложилось, мы вместе стали отцами, — он снова обнял нас. — И я стал счастливее, чем когда-либо.

Холод подарил нам ту почти смущенную улыбку, которая бывала у него, только когда мы втроем оставались наедине, и обычно это было реакцией на слова Дойла, не мои. Не знаю точно, отчего он так реагировал, но так уж было.

Он повернулся ко мне привлекательным бледным лицом с этими серыми глазами.

— Что бы ни случилось, Мерри, мы встретим это лицом к лицу вместе с другими отцами. Никто никогда не объединялся против нас, мы выстоим перед всем. Мы сможем.

— Как можешь ты быть так уверен? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Такая любовь, как наша, не может быть бессмысленной, а если она так скоро окончится смертью или трагедией, то таковой и окажется. Не верю, что Богиня и Консорт так жестоки.

Прямо из ниоткуда на плечо Дойла опустился первый розовый лепесток. Второй последовал за ним, когда я заговорила:

— Простите, что на мгновенье потеряла веру. Я люблю вас обоих сильнее, чем могу выразить словами, вы мое сердце, и пока вы со мной, я не буду отчаиваться, — я снова прикоснулась к лицу Холода и заглянула в его глаза. — Богиня и Консорт так благословили меня, как смею я сдаваться?