Трепет света

— Не знаю, принцесса, — протянул позади нас Беккет, — по-моему, светящиеся глаза намекают.

Я отстранилась от поцелуя достаточно надолго, чтобы взглянуть на мужчин поверх плеча Шолто, позволив им увидеть, что и мои глаза засияли.

Они казались пораженными, но это не удержало Беккета от комментария:

— Люди не светятся, просто чтобы вы знали.

Я могла бы сказать ему что-нибудь колкое в ответ, но Шолто погладил меня по волосам и вновь поцеловал, и все остальное перестало иметь значение, кроме необходимости подарить свое внимание мужчине в моих объятиях.

Глава 35

Мы спешно проходили мимо сидхов. Одни выглядели изумленными, другие… на ум приходит только «голодными». Все они провожали нас взглядом, у Неблагих не принято отворачиваться в такие моменты. На самом деле, среди всех фейри считается оскорблением, если кто-то старается выглядеть привлекательным и сексуальным, а ты не обращаешь на это внимание, так вот нас никто не оскорбил.

Мы с Шолто едва успели добраться до спальни, прежде чем начать срывать друг с друга одежду. Согласно культуре фейри, мы могли бы раздеться перед стражами, и это было бы нормальным. Это у людей нагота — табу, Благой и Неблагой двор придерживается мнения фейри в целом: обнаженный — значит просто без одежды, это ни хорошо, ни плохо.

Я отбросила пиджак Купера в сторону, чтобы не помять его и не испачкать. Мысли я трезво, вернула бы его ему до того, как мы отправились в спальню, но я ни о чем думать не могла. Лишь руки, губы, тяжесть тела Шолто надо мной, вжимающего меня в кровать. Не время размышлять, время почувствовать его гладкую кожу кончиками своих пальцев, мускулы под моими ладонями. Шолто с нетерпением стянул мой топ через голову, открывая своему взгляду грудь в кружевном лифчике, что я выбрала для него.

— Твоя грудь и прежде была прекрасна, а теперь она поразительна, — произнес он тихим голосом, почти с придыханием, так люди говорят в музее перед произведением искусства.

— Надеюсь, она не останется такой большой, — сказала я, опустив взгляд на такое возвышающееся добро сливочного цвета, какое не думала, что когда-нибудь увижу на своем теле.

Он покачал головой, и его светлые волосы заскользили по темной ткани одежды.

— Нет, Мередит, она красива, ты красива.

— Я просто не привыкла к такой большой. Прохожу мимо зеркала и вздрагиваю. Живота больше нет, а грудь так и осталась, — сказала я и рассмеялась.

Он поднял свой пристальный взгляд к моим глазам. Сияние его глаз сейчас ослабло до слабого свечения, словно догоревший к ночи костер с тлеющими в сердце очага дровами.

— Не важно, останется твоя грудь такого потрясающего размера или снова станет прекрасными деликатными холмами, она, как и ты сама, останется соблазнительной.

Я и не осознавала прежде, что меня все еще беспокоит, как сильно изменилось мое тело. Но ведь хочется кормить грудью, особенно такую малышку как Брилуэн, у которой не усваивается детская смесь. Я сцедила для нее молока, прежде чем отправится на это небольшое секс-свидание. Других в крайнем случае можно покормить смесью, но не Бри. Молочные смеси вовсе не были натуральными, поэтому безопасным для нее было только молоко.

— Такая серьезность на лице, Мередит. Какие мысли заставили потухнут свет твоих глаз?

Я вздохнула.

— О детях, в частности о Брилуэн.

Я подняла взгляд, коснувшись его рук, которыми он упирался по обе стороны от меня, сидя при этом на краю кровати, свесив ноги.

— Прости, Шолто, ты не заслуживаешь того, чтобы я отвлекалась. Будет ли странным сказать, что мы впервые так надолго с тройняшками расстались, и я одновременно и взбудоражена этим временем, и скучаю по ним. Бессмыслица какая-то, правда?

Он улыбнулся с такой нежностью. Интересно, мог ли еще кто-то, кроме меня, видеть эту его особенную улыбку?

— Значит ты будешь хорошей матерью, ты уже хорошая мама. У тебя, как бы это сказать, правильный подход к материнству.

Он вдруг стал очень серьезный, почти печальный.

Я скользнула ладонями вверх-вниз по его обнаженным рукам, он снял свою тунику почти в средневековом стиле и остался в очень современной черной майке. Из тех, что больше подходили для тренировок, нежели для повседневной носки, но благодаря тянущемуся материалу, она как перчатка облегала его мускулистый торс и была заправлена в черные брюки, под стать сброшенной на пол тунике.

— Отчего теперь на твоем лице эта серьезность? — поинтересовалась я.

Он взглянул на меня с улыбкой, но было в ней что-то нерадостное.

— Любой другой женщине в своей постели я бы солгал, но это не в наших правилах.

— Не в наших, — согласилась я, — мы друг с другом честны, всегда.

— Как велит моя королева, — ответил он, улыбнувшись шире.

Я улыбнулась ему в ответ.

— Как желает мой король.

Мы оба улыбались той особенной мягкой счастливой улыбкой, что можно увидеть у парочек, когда они обращаются друг к другу ласковым прозвищем, которое используют только между собой.

— Тогда буду честен с моей королевой. Я опасался, что ты не сможешь стать хорошей матерью.

Я внимательно всмотрелась в его лицо, пытаясь прочитать его мысли.

— Почему ты так думал?