Трепет света

Хейлис выдал ободряющую улыбку, которую вероятно часами практиковал перед зеркалом, потому что она удалась. От нее его глаза наполнились теплотой и будто начали источать спокойствие.

— Но мой вопрос так и остался без ответа, — сказал Дойл. — Зачем здесь доктор Келли?

— У него самый большой опыт «отсроченных родов» при многоплодной беременности.

— Что такое «отсроченные роды»? — спросила я.

— С помощью кесарева сечения мы можем извлечь первых двух малышей, а третьего, который поменьше, оставить в матке еще на пару недель. Это не обязательно, но часто малый размер означает, что некоторые системы могут быть недостаточно развиты, и это даст больше времени ребенку, чтобы вырасти в идеальной самодостаточной среде утробы.

Какое-то время я просто смотрела на него, моргая.

— Хотите сказать, что тройняшки могут появиться на свет с разницей в несколько недель?

Он кивнул, все еще улыбаясь.

— А если мы не сможем отсрочить рождение третьего ребенка, что тогда?

— Тогда мы разберемся с любыми проблемами, которые могут возникнуть.

— То есть с малышами может быть что-то не так, особенно с самым маленьким из… тройняшек?

— Нам не нравится выражение «что-то не так», принцесса, вы же знаете.

Я заплакала. Не знаю почему, но мысль о том, что двоих малышей извлекут, а третьего оставят внутри созревать дальше, была какой-то неправильной и… Я хотела, чтобы все кончилось, хотела, чтобы наши дети были в порядке, чтобы они не оставались больше во мне. Я устала быть беременной. Я не вижу своих ног. Не могу зашнуровать ботинки. Не помещаюсь за рулем автомобиля, чтобы самостоятельно поехать куда-нибудь. Я чувствовала себя беспомощной и раздутой, как маленький выброшенный на берег кит, мне просто хотелось с этим покончить. Все было в порядке, но врачи продолжали предупреждать нас о каждом чудовищном варианте развития событий, так что моя жизнь превратилась в список кошмаров, которым не суждено сбыться. Я уже подумывала, что с меня хватит хороших врачей и высоких технологий, потому что проводили один анализ за другим, несмотря на то, что все они в итоге сообщали нам, что все в порядке. А может, они чего-то не заметили, и все на самом деле далеко не в порядке. Как мне доверять им, когда они не заметили третьего ребенка? Доверие к врачам, строившееся месяцами, было разрушено. У меня была тройня. Детская была готова, но в ней стояло только две кроватки, каждой вещи было по две. Мы не готовы к тройне. Я не готова. Я тихо рыдала в плечо Дойла, и пока все суетились вокруг, пытаясь успокоить сумасшедшую беременную женщину, у меня отошли воды.

Глава 3

Аластер[3], как его назвали, идеально устроился на моих руках, словно был вырезан из недостающего кусочка моего сердца. Он смотрел, моргая, на меня огромными влажными синими глазами, будто сияющими сапфирами, на бледной, светящейся коже лица. Одно маленькое, слегка заостренное ушко было таким же черным, как и его густые волосы. Изогнутый кончик почти терялся в полночных прямых волосах. Другое ушко было словно вырезано из раковины, сияло перламутром в бархате его волос.

Измождение, боль и паника от того, что Гвенвифар слишком далеко прошла по родовому каналу для кесарева, а ее брат Аластер уже приблизился к ней, так что времени совсем не оставалось — все это померкло перед трепетом при виде, как крошечное, затерявшееся в волосах ушко Аластера переходит черным пятном на шею с одной стороны, как бывает у щеночков с одним черным ушком.

На Дойле все еще был хирургический костюм, розовый на фоне блестящей черной кожи. Он скользнул взглядом по шее Аластера и спросил:

— Ты не возражаешь?

Я не сразу поняла его вопрос, а затем заморгала, словно пробуждаясь ото сна.

— Ты о пятне?

Я улыбнулась ему, и то, что он заметил на моем лице, заставило его улыбнуться в ответ.

— Он прекрасен, Дойл, наш сын прекрасен.

Мне довелось увидеть то, что доводилось немногим: Мрак со слезами на глазах нежно перевернул нашего крошечного сына на моих руках, чтобы показать мне отметину в виде черной звезды на его крошечной спинке. Это была почти идеальная пятиконечная звезда посередине спины.

Аластер издал протестующий звук, и я вновь уложила малыша на спинку, чтобы увидеть его личико. Как только наши взгляды снова встретились, он успокоился, изучая мое лицо своими серьезными синими глазами.

— Аластер, — мягко проговорила я, — звездочка, ты наша звездочка.

Дойл нежно поцеловал меня, затем лобик своего сына. Аластер же на него нахмурился.

— Кажется, он уже борется за мамино внимание, — сказал Гален с другой стороны кровати. Он держал на руках Гвенвифар, завернутую в одеяло, но она уже пыталась скинуть его со всей силы своих маленьких ножек и ручек.

— Ей не нравится, что ее запеленали, — сказал Рис и осторожно забрал малышку из рук Галена, освобождая от тщательно намотанных медсестрами пеленок.

— Боюсь уронить ее, — сказал Гален.